В поисках истинной судьбы
Шрифт:
Даша
— Эйден!!! Да что ж ты такое творишь?! Негодник! Летать мы учимся в специальном помещении, а не дома! Сколько раз тебе говорить?! Слезай оттуда быстро! Слезай, тебе говорю! А не то я сейчас мастера по полетам вызову, и будешь пристёгнутым на тренажёре учиться управлять крыльями!
Малыш, явно испугавшись моего крика и эффекта неожиданности, срывается со шторы, на которой он висел, держась маленькими передними лапками. Я тороплюсь поймать егозу и успеваю подхватить малыша практически уже на подлете к полу. Слава богу! Успела! Щупаю
И тут с громким грохотом на мою макушку обрушивается карниз, на котором держалась та самая злополучная штора, используемая дракошей в качестве каната для лазания. По закону подлости, удар пришёлся чётко по макушке. Я секунду поразглядывала разноцветные пляшущие звёздочки, пару раз моргнула и отключилась.
Очнулась я от того, что мне в лицо брызгали холодной водой. Вокруг стояли, видимо, люди из прислуги. Кто-то совал под нос мне флакон с вонючим содержимым, от которого на глаза выступали слёзы, кто-то обмахивал меня веером, кто-то поливал водой.
— Жиденько, да что же ты опять натворил?! Ну, что за неугомонный характер!
«Жиденько»??? Это, надо понимать, такое ласковое домашнее имечко моего воспитанника? Круто, ничего не скажешь… Вернее, жидко, ха-ха! Если б меня дома звали подобной кличкой, я не только карнизами стала бы всех по бошкам лупсачить и руки откусывать, но и… Пока я придумывала, как можно и нужно мстить близким за подобные «ласковости», Лизонька бросилась ко мне:
— Госпожа, что тут произошло? О боги, у вас кровь! Рана на затылке!!!
Опять «госпожа»? Я вздохнула и сосчитала до трёх. Гнев никуда не улетучился, а оформился в реальные фразу, которые требовали выхода:
— Никакая я вам не госпожа. Ну, я же вас просила! Даша меня зовут! Да-ша.
Ну да, произнесла я свой короткий монолог достаточно резко, и тут же до меня дошло, что это некрасиво. Чтобы снять неприятное впечатление, я добавила уже с улыбкой (или оскалом?), но по возможности чуть мягче:
— Да и где вы тут рану увидели? Так, простая царапина. Поэтому я попрошу: не нужно отчитывать моего подопечного! Я сама с этим могу справиться, как бы меня учили этому. А он — самый обычный малыш! Балованный, любознательный, но малыш! Знали бы вы, как мы в детстве чудили?!
— И как же вы чудили, Даша? — Лизавета с интересом уставилась на меня. Даже на стул присела, сложив руки на переднике.
Я взглянула на дракошу. Малыш сидел на попе и переводил испуганный взгляд с меня на нашу помощницу. Нижняя губка уже подрагивала, предсказывая что дракончик собирается перейти на ультразвук. А мне этого не нужно. Хотя голова болит адски…
Я взяла дракошу на руки и присела на диван. Прижала Эйдена к себе и поглаживающими движениями по спинке стала успокаивать кроху. Шипы гребня пока ещё были мягонькими, нежными, словно вылепленными из силикона. Помню, такими же на ощупь были копытца у новорожденных поросят — однажды я видела, когда была в деревне у бабушки подруги.
Потом, буквально через месяц, они, шипы, наверняка, окостенеют. Это будут уже органы нападения и защиты. Тогда уж его не погладишь так просто… Так что, Дашила, лови момент, как говорят: «Сопливых вовремя целуют — успевай, пока шмыгну».
— Если вам интересно, могу рассказать некоторые
— Родители у меня погибли. Когда я была в летнем лагере, они сгорели в доме. Мне не хочется вспоминать об этом… Но детство моё прошло в детском доме. У нас была одна няня, которую мы сильно все любили и звали мамой Таней. Она оставалась с нами на ночь. И вот она нас частенько чем-нибудь баловала. Однажды принесла банки сгущённого молока и сварила его. Вкуснотища получилась!
Ну, мы и запомнили. Чуть подросли — научились сбегать «на свободу». Ну, где кому-то поможешь, где попросишь, а кое-кто даже и воровством не брезговал, но к вечеру небольшие деньжата у нас собирались. Мама Таня тогда уже на пенсию вышла, а её «варёнку» мы всё ещё помнили. В те времена ещё варёную сгущёнку не продавали в магазинах почему-то.
И вот как-то купили мы аж целых три банки сгущёнки, прокрались на кухню и поставили их варить. И вроде всё сделали как надо: и воду в кастрюльку налили, и огонь слабенький сделали. Но то ли увлеклись и забыли, то ли всё-таки огонь был сильный, но банки наши взорвались! О том, как нас заставили отчищать коричневую сладкую массу со стен и потолка на кухне, лучше не вспоминать… Ещё и сладкого лишили на целую неделю.
Элизабет, вроде бы, смеялась вместе со мной, но глаза её оставались серьёзными. Даже, кажется, превратились с острые иглы, которые как будто бы вонзались с мой мозг и пытались дотянуться до тех глубин, куда мне и самой не было хода…
— А вы, Даша, совсем не помните, что было с вами до детского дома?
— Ну, кое-что помню, так, смутно. Вот ещё помню, что как к какому-то празднику (к какому — не знаю, но весной) мама побелила потолок и стены в доме, повесила на окна новые белые занавески, кровати убрала свежими новыми покрывалами. Убравшись, мама ушла на работу — она в телятнике за телятами ходила. А ко мне пришли ребята с улицы, от дождя решили спрятаться. И кто-то, вроде как Петька Хохлатый (у него чёлка всегда торчала, как гребешок) придумал в «войнушку» поиграть.
«Пулек» наделали двух цветов: зелёных и синих, чтобы понятно было, кто в кого стреляет. Их их бумаги наделали. Сначала тетрадные листы раскрашивали шариковыми ручками, потом рвали на кусочки, жевали и скатывали шарики. Оружие делали из самих шариковых ручек: раскрутили их, стержни вытащили и «пульками» цветными плевали друг в друга, армия на армию.
Кто победил, я уже не помню. Но и потолок, и стены, и шторы, и стёкла окон, и покрывала на кроватях украсились разноцветными бумажными шариками, которые мало того, что плохо отлеплялись, но и оставляли цветные пятна. В общем, что такое крапива, я запомнила.
Пока я рассказывала о детских шалостях человеческих детишек, драконий малышок, прижавшись лбом в мою грудь, закрыл глазки и начал посапывать. Лизавета сделала знак рукой, чтобы я переложила кроху в постель, и поманила меня вон из комнаты.
— Пока Эйден спит, мы можем спокойно выпить чаю с пироженками и побеседовать.
Она и в самом деле настроена ко мне доброжелательно или хочет чего-то добиться от меня? Мы пили ароматный чай, а эта мысль так и не давала мне покоя: почему Лиза-подлиза вдруг воспылала интересом к моим детским воспоминаниям?