В поисках камня
Шрифт:
— Я бы не мучила его так, будь он моим, — оторвав ото рта кончик локона, сказала она осуждающе.
Гарион счел за лучшее не отвечать.
Они миновали три разрушенные башни, стоящие поодаль одна от другой и явно очень древние. Видимо, все они первоначально были футов под шестьдесят высотой, но годы, ветра и дожди сделали их гораздо ниже. Последняя из трех башен была черная, как после пожара.
— Здесь что, была война, дедушка? — спросил Гарион.
— Нет, — печально ответил Волк. — Эти башни принадлежали моим собратьям. Вон та — Белсамбару, эта — Белмакору. Они давным-давно
— Я думал, чародеи не умирают.
— Они устают — или, может быть, теряют надежду. Они прекращают свое существование.
— Они убивают себя?
— В некотором роде. Хотя все это несколько сложнее. Гарион не расспрашивал больше, видя, что старик явно не желает входить в подробности.
— А вон та — сгоревшая? Она чья была?
— Белзидара.
— Это ты вместе с другими чародеями сжег её после того, как он переметнулся к Тораку?
— Нет. Он сам её сжег. Думаю, он хотел таким образом показать нам всем, что больше не принадлежит к нашему братству. Белзидар всегда любил театральные жесты.
— Где твоя башня?
— Дальше в Долине.
— Ты мне её покажешь?
— Если хочешь.
— А у тети Пол есть своя башня?
— Нет. Девочкой она жила со мной, а после мы отсюда уехали. Мы так и не собрались выстроить ей отдельную башню.
Они ехали допоздна и остановились под могучим деревом, одиноко стоящим посреди широкого луга. Крона дерева отбрасывала тень площадью в несколько акров. Се'Недра спрыгнула с лошади и побежала к дереву, её медно-рыжие волосы развевались за спиной.
— Красивое какое! — воскликнула она, в священном восторге прикладывая ладони к грубой коре. Господин Волк покачал головой.
— Дриады. Они шалеют при виде деревьев.
— Я его не узнаю, — сказал Дерник, слегка нахмурясь. — Это не дуб.
— Может быть, какая-нибудь южная разновидность, — сказал Бэйрек. — Я и сам такого никогда не видел.
— Оно очень старое, — сказала Се'Недра, нежно прижимаясь щекой к древесному стволу, — и говорит странно. Но я ему нравлюсь.
— Так что это за дерево? — спросил Дерник. Он все еще хмурился. В своей потребности все систематизировать и разложить по полочкам он явно не мог пройти мимо него спокойно.
— Оно одно такое в мире, — сказал ему господин Волк. — Не помню, чтобы мы как-нибудь специально именовали его. Для нас это всегда было просто дерево.
— Я не вижу под ним ни ягод, ни плодов, ни каких-либо семян, — заметил Дерник, разглядывая землю под раскидистыми ветвями.
— Они ему ни к чему, — отвечал Волк. — Я уже говорил — оно единственное в своем роде. Оно всегда было здесь — и всегда будет. Оно не испытывает потребности в воспроизводстве.
Дерника это обескуражило: он никогда прежде не слышал о дереве, которое бы не давало семян.
— Это весьма необычное дерево, Дерник, — сказала тетя Пол. — Оно дало росток в тот день, когда был сотворен мир, и, вероятно, будет стоять здесь, доколе мир существует. Назначение его — не в размножении.
— В чем же его назначение?
— Мы не знаем, — отвечал Волк. — Мы знаем только, что оно — древнейшее из живущего в мире. Быть может, его назначение — олицетворять длительность и неразрывность жизни.
Се'Недра
— Нет ли, случаем, сведений о родстве дриад с белками? — осведомился Силк.
Господин Волк улыбнулся.
— Если вы можете обойтись без нас, мы с Гарионом съездили бы по делу.
Тетя Пол посмотрела на него вопросительно.
— Пришло время для небольшого наставления, Пол, — пояснил он.
— Мы обойдемся без вас, отец, — сказала она. — К ужину вернетесь?
— Постарайся, чтобы он не остыл. Едем, Гарион?
Дед и внук в молчании ехали по зеленым лугам. Залитая вечерним золотым светом Долина казалась особенно теплой и прекрасной. Гариона смущала внезапная перемена в настроении господина Волка Всегда прежде старик действовал под влиянием момента, экспромтом. Частенько он принимал важнейшие решения на ходу, полагаясь на случай, на везение, на то, что сметка, а если потребуется, и чародейство помогут ему выкрутиться. Здесь, в Долине, он казался иным: безмятежным, недоступным для происходящего во внешнем мире мельтешения событий.
Милях в трех от дерева стояла башня. Она была приземистая, круглая, построенная из грубо отесанных камней. Сводчатые окна под самой крышей смотрели на четыре стороны света, но двери нигде не было видно.
— Ты сказал, что хотел бы побывать в моей башне, — сказал Волк, спешиваясь, — Это она.
— Она не разрушена, как другие.
— Я стараюсь её сохранять. Зайдем? Гарион спрыгнул с лошади.
— А где дверь? — спросил он.
— Здесь. — Волк указал на большой камень в круглой стене.
Гарион посмотрел с сомнением. Господин Волк встал перед камнем.
— Это я, — сказал он. — Откройся.
Импульс, который Гарион почувствовал при этих словах, был какой то вполне обыденный, домашний, говоривший, что сопровождающееся им действие настолько вошло в привычку, что давно не удивляет. Камень послушно повернулся, за ним оказался узкий, неправильной формы дверной проем. Жестом показав Гариону идти следом, Волк протиснулся в дверь и оказался в темном помещении за ней.
Гарион пролез вслед за ним и увидел, что башня внутри вовсе не полая, как представлялось ему снаружи, а почти сплошная, только в середине находится винтовая лестница.
— Пошли, — сказал Волк, ступая по стертым каменным ступеням. — Осторожней здесь, — сказал он уже на полпути вверх, показывая на ступеньку. — Камень качается.
— Почему ты его не укрепил? — поинтересовался Гарион, переступая через ненадежную ступеньку.
— Никак руки не дойдут. Он уже давно качается. Я так привык, что всякий раз, оказываясь здесь, забываю его закрепить.
Комната наверху башни была круглая, и в ней царил страшный беспорядок. На всем лежал толстый слой пыли. В разных концах комнаты стояли несколько столов. На них вперемешку лежали свитки и листки пергамента, странного вида инструменты и модели, камни и куски стекла. Здесь оказалось даже два птичьих гнезда; на одном лежала палка, так хитро изогнутая и скрученная, что Гариону никак не удавалось проследить её изгибы. Он повертел её в руках, пытаясь разобраться.