В поисках ковчега Завета: По следам скрижалей Моисея

Манро-Хэй Стюарт

В конце концов отказывать столь видным клирикам собственной православной церкви стало невозможным. Димотеос докладывает, что вопрос был поднят на уровне генерала Касса, через несколько лет ставшего императором Йоханнесом IV. Согласно Димотеосу, он сказал священникам: "Не говорил ли я вам, что вы будете покрыты насмешками и позором: скрижаль табота Моисея только теряет свое уважение, и это большой удар, если он в нашей стране почитается больше, чем само распятие, и мы приносим ему свою веру только из-за его божественности". В конечном счете клириков допустили в святилище посмотреть на реликвию:

Когда мы пришли в церковь, то прошли в переднюю залу, а затем нас проводили в святая святых,

выстроенную вне церкви налево, в конце ряда комнат. Внутри на полу стоял высокий помост, на который мы забрались по приставной лестнице. Священник, поднявшийся с нами, вынул две планки из потолка, дав место еще двум сопровождающим; затем дьякон с кадилом приблизился к сундуку и освятил его. Перед нами был ларец индийской работы, и когда его открыли, нам была явлена скрижаль Десяти заповедей. Мы взяли ее, чтобы рассмотреть поближе. Она была сделана из розоватого мрамора, столь часто встречающегося в Египте, четырехугольной формы, 24 см в длину, 22 см в ширину и толщиной 3 см. По краям на ней были выгравированы цветы; в центре был еще один квадрат, каждая сторона которого была сделана в виде цепи, внутри его было пусто, и в пространстве между этими двумя рамками размещался текст Десяти заповедей, пять с одной стороны, пять — с другой, написанных явно в турецкой манере. Внизу скрижали, между двумя границами, можно было видеть три буквы.

Отец Димотеос описал их. Одна не существовала в абиссинском алфавите, хотя он и утверждает, что надпись была сделана "по-абиссински". Она обозначала "десять" (десять в эфиопском алфавите обозначается буквой, напоминающей латинскую букву "I" с короткими линиями вверху и внизу). Оставшиеся буквы означали звук "ца" и нечто подобное непроизносимому французскому окончанию "е". Димотеос решил, что эти три буквы вместе составляют нечитаемую дату. С другой стороны скрижали было выгравировано еще больше цветов в различных стилях. Окончательный вердикт Димотеоса гласил: "этот камень практически не тронут и не несет на себе следов времени; он может датироваться самое раннее XIII или XIV веком", хотя он не указал, что позволило ему говорить о столь точной дате.

В присутствии генерала Касса их спросили, что же они видели: "был ли текст выгравирован с двух сторон, как на скрижалях Моисея, на тех объектах, что вы видели?" (Исх. 35:15: "и сошел Моисей с горы; в руке его были две скрижали, на которых написано было с обеих сторон". Этого не говорится о вторых скрижалях, но Бог обещал Моисею [Исх. 34:1], что напишет на них "слова, какие были на прежних скрижалях, что ты разбил", так что можно предположить, что обе пары были идентичны). Армяне ответили, что текст был на обеих сторонах:

Разговор на эту тему не продолжился, так как духовенство боялось, что правда откроется. Великий принц был доволен нашим положительным ответом и сказал: "Подозрения, что завладели духом некоторых, теперь развеяны; они верили, что Десять заповедей были высечены в середине, эту же скрижаль считали апокрифической".

Димотеос был уверен, что "камень, столь охраняемый ими, не настоящий оригинал, но тому, кто знает Святое Писание, нет нужды доказывать это". По его мнению, Десять заповедей были высечены на двух скрижалях, на еврейском языке, без даты. Они хранились в ковчеге Завета и теперь потеряны. Камень, что им показали, был всего лишь фальшивкой, и священники это прекрасно знали. Димотеос снова обращает внимание на свои подозрения, вызванные секретностью. По его мнению, обман верующих поддерживался традиционным способом, принятым в таких случаях, — спрятать вещь так, чтобы никто не мог ее увидеть [125] .

125

Dimoth'eos R. P. Op. cit. P. 136–143.

Как

и в случае с Товмасяном век назад, история не упоминает о "ковчеге", но только о скрижали, хотя в данном случае присутствует "индийский" ларец. Димотеос мог видеть каменный табот, алтарную скрижаль. Описание, которое он нам оставил, крайне интересно. Три буквы "IXS", "X" в форме деформированной "Н", сильно напоминают католический символ "IHS", обозначающий Иисуса. Мог ли камень быть забытой реликвией, оставшейся со времен краткого католического владычества в Эфиопии, а священники сами не понимали, что же это было? Некоторые из известных (деревянных) примеров таботов вне Эфиопии очень похожи по типу орнамента, описанного Димотеосом (особенно табот коллекции этнографического отдела Британского музея, № 1868-10-1-21). У него похожий стиль декорирования, включающий достаточно длинную надпись, хотя и сделанную без закругленных линий, характерных для "турецкой" манеры.

Наконец, в 1881 году немецкий посланник Герхард Рольф записал свой разговор с хранителем о реликвии. Рольф спросил, выжил ли ковчег при мусульманском нападении, когда церковь Марии Сионской была сожжена в 1530-х годах. Ответ был положительным: реликвия не только спаслась, но до сих пор хранится здесь, спрятанная в стенах церкви, за секретной дверью. То, что представлено в святая святых, всего лишь копия. Никто не может увидеть ковчег, кроме его хранителя, не император, не духовенство, даже сам патриарх не может вынести вида реликвии. "Так было тысячи лет назад, так будет до конца дней", — провозгласил хранитель.

ЭПИЛОГ

Последним свидетелем "ковчега" был американец Теодор Вестал, работавший в Эфиопии в 1965 году. Будучи в Аксуме, он посетил церковь Марии Сионской. Без какой-либо просьбы с его стороны ему вынесли довольно большой (60x45x35) темный деревянный ящик, который был закрыт и запаян. Это был, согласно переводу со слов священника, ковчег Завета. Вестал не особо заинтересовался и потому не изучил его так, как это сделал бы ученый или священник. Он вспоминал, что на ящике были какие-то украшения, хотя ничего интересного или роскошного. По-видимому, золото не сияло со всех сторон и с крыльев херувимов.

Что это был за "ковчег"? В этот раз, возможно, у меня будет ответ. Скорее всего, это был сундук, который до сих пор выносится на головах священников во время различных церемоний, и в нем хранится один или несколько таботов церкви. Он, или его предшественник, был сфотографирован в начале XX века на процессии в Аксуме, покрытый тканью с серебряной аппликацией. В наше время он обычно скрыт покровом с вышивкой, изображающей голубя. Гораздо более весомый, чем таботы, что выносят на головах священники, он кажется примерно тех самых размеров, что описал Вестал.

Ковчег Завета, разумеется, был темой множества книг различного достоинства и содержания. Некоторые были серьезными библейскими исследованиями, другие — чтивом, недалеко ушедшим от сценария фильма "В поисках потерянного ковчега". Не одна из них не уделяла серьезного внимания ковчегу Аксума. Он, конечно, упоминается более или менее отрывочно в большинстве серьезных книг по эфиопской истории и культуре, но только как символ эфиопского христианства. Кирстен Стоффреген-Педерсен, например, приводит его как модель эфиопской религии и религиозной практики. Она просто замечает в конце своего рассказа о КН, что "в наше время многие эфиопы верят в ковчег Завета, хранящийся в Аксуме". Она также крайне сдержанна в вопросах, касающихся таботов. Они упомянуты только один раз в книге, посвященной церкви, ее символике и ритуалам. В сноске, касающейся захоронения ноги святого Такла Хайманота под "ковчегом", она объясняет слово "табот" как "деревянную табличку, символизирующую ковчег Завета, которая кладется на алтарь в эфиопских церквях".