В поисках любви

Сибиряков Антон

Смерть — это не конец, а начало перерождения. Все, что я должна помнить.

Сворачиваю с тропинки на усыпанную гравием дорожку, и замечаю, что у Сашкиной могилы кто-то стоит. За цепями ограды, у резной лавки, которая положит начало красивой беседке в викторианском стиле. Я накоплю на нее к концу лета. И красота здесь обретет равновесие.

Сбавляю шаг, пытаясь узнать незнакомца. Но его сильная спина, спрятанная под плотной тканью толстовки, и голова, скрытая капюшоном, оставляют меня в неведенье.

Он не двигается, словно манекен. Замечаю свежие пятна цветов у могилы.

Кто ты?

Оборачивается на шорох моих шагов. Прозрачные глаза глядят из-под упавшего капюшона, и я понимаю, что видела уже этот взгляд. Но не могу вспомнить — где. Застываю в нерешительности. Рассматриваю заросший щетиной подбородок и лицо — довольно симпатичное, но незагорелое и осунувшееся, словно бы он не спал несколько суток.

Устало улыбается.

Нет. Это не мой мучитель из снов.

— Здравствуйте.

Однако голос мой все равно дрожит. А сама я стою на месте, выжидая.

Снимает капюшон, взъерошивая темные волосы. Кажется, он не мыл их несколько месяцев.

Приглаживает рукой:

— Здравствуйте.

Он абсолютно спокоен. И я перестаю бояться. Приближаюсь к ограде, пытаясь вспомнить всех Алькиных парней. Но их было так много, что память не может выбрать кого-то одного, тот нужный выступ, за который можно было бы зацепиться при подъеме на эту высоченную гору.

— Простите. Мы не знакомы… — замечаю, как из-под рукавов его толстовки ручьями льется грязный пот. — Меня зовут Оксана.

Не рискую подать ему руки.

— О, да. Я Владимир.

— Вы знали Александру?

Оборачивается к черному памятнику, с которого на нас смотрит Сашкин портрет, выгравированный умелыми руками мастера. Я выбрала эту фотографию потому, что на ней Алька была похожа на ангела, обретшего, наконец, долгожданную свободу. Когда-то я сама сделала это фото, как и десятки подобных, не замечая уникальности каждого кадра. Мы просто дурачились, строя из себя моделей проводящих фотосессию в одном из городских парков. Все было так просто тогда. Так весело.

— Не так хорошо, как хотелось бы.

— Простите?

Человек, назвавшийся Владимиром, улыбается. Снова. Но с каждым разом его улыбка нравится мне все меньше.

— Я был ее поклонником. Одним из многих…Ведь нет ничего страшного в том, что я принес ей цветы? Или вы против, Оксана?

— Нет…конечно нет. Что вы…Просто я…Да ладно, забудьте.

Снимаю цепочку с крюка и прохожу за ограду. К нему, на расстояние вытянутой руки. Ощущаю, как испуганное сердце разгоняет по крови адреналин, заставляющий дрожать руки. Поворачиваюсь к нему спиной, ставя сумочку на лавку.

— Так вы не были с ней знакомы?

Хочу услышать его голос. Удостовериться, что он не подкрадывается ко мне сзади, надевая на лицо белую маску

из человеческой кожи.

— Я…нет. К сожалению, нет.

Достаю бутылочку с морской водой. Оборачиваюсь. Он стоит все там же. Неловко прячет взгляд.

— А почему вы не подошли и не познакомились?

Пожимает плечами.

— Не знаю. Собирался. А потом…потом стало поздно. Но я знаю, что сейчас она в том месте, где очень спокойно. Наверное, не стоит за нее беспокоиться, да?

Отвинчиваю крышку бутылки и присаживаюсь у могилы на корточки.

— Да. За Сашку беспокоиться не стоит.

Прозрачная вода тонким веером льется на цветы. Брызгает на памятник, оставляя на нем россыпи капель, стремящихся прямыми линиями вниз.

— Я принесла тебе море.

Эти слова предназначены только ей. Но странный человек, возвышающийся над нами, тоже их слышит. И почему-то я уверена — он опять улыбается. Не хочу смотреть на него. Хочу, чтобы он убрался отсюда и никогда больше не приходил!

— Оксана?

Поднимаюсь на ноги.

— Что?

— Здесь недалеко от кладбища есть кафе… — сглатывает слюну. — Не хотите выпить по чашке кофе?

— Нет, не хочу.

Отворачиваюсь за сумочкой и слышу, как он подходит ко мне. Почти вплотную. От него разит потом и землей. Сыростью, которая, кажется, пропитала его кожу паразитировав на ней белой плесенью.

Господи!

Оборачиваюсь, едва не стукнувшись виском о его скулу. Он снова в капюшоне и теперь его глаза пронзают меня, словно ножи. Делаю шаг назад и плюхаюсь на скамейку.

— Простите, я вас напугал.

Смотрю на него в испуге. Сердце мечется в груди не давая дышать.

— Что…да что с вами?!

Протягивает ладонь с забитыми грязью ногтями.

Улыбается.

— Позвольте вас проводить?

— Да уж, не стоит…

Встаю, но он не собирается меня пропускать.

— Мне нужно домой! Отойдите!

— Да бросьте, посмотрите, какой чудесный вечер. А у вас такие красивые руки. Оксана, вы никогда не думали, что дом там, где спокойно? Давайте пройдемся, здесь так тихо.

— Я закричу. Отойди от меня.

Усмехается.

— Почему вы так торопитесь туда, где у вас ничего не осталось? Жизнь — это война, Оксана. В ней нет места для любви.

— Кто ты такой?

Высохший язык липнет к нёбу не позволяя говорить. Слабый шепот походит на недоношенного ребенка, родившегося ради того, чтобы умереть. Но человек слышит меня. Вижу, как в его глазах полыхает огонь понимания. Он знает… Господи Боже, он знает обо мне все!..

— Видите, — смотрит на небо, — скоро стемнеет. В кого вы превращаетесь, когда на землю опускается ночь? В таких, как она? — кивает на Сашкину могилу. — Или во что-то другое? Вы свет, Оксана. Но время еще не пришло. Уходите.