В поисках наслаждения

Эссекс Элизабет

Потребность эта гремела в его ушах грохотом канонады, заглушая здравый смысл. Напряжением воли ему пришлось заставить себя разжать руки, отпустить ее и отступить на шаг, чтобы не совершить то, чего он не должен был делать. Хотя она уже завелась, он никуда не продвинется, если попытается управлять ею. С Лиззи нельзя было спешить. Ее нельзя было заставить делать то, чего она не хотела. И если бы идея исходила не от нее, она бы заартачилась, как упрямый осленок.

Склонив голову, он взял в рот ее нижнюю губу.

Ее рот раскрылся, как цветок, медленно разворачивающий лепестки навстречу свету. Боже, ее губы, мягкие и нежные, слегка отдавали корицей. Такие нежные. Такие неожиданно, удивительно нежные, в то время как все в ней состояло из острых углов. Она была восхитительна.

Продолжая медленно утолять свой голод, Марлоу взял ее лицо в ладони. Когда она начала отвечать на его поцелуи пробными, мелкими, жадными клевками, он рискнул коснуться ее языка своим и стал терпеливо ждать, чтобы она последовала его примеру.

И дождался. Лиззи всегда быстро училась и теперь начала обследовать его языком и губами, пока он еще сохранял контроль над собой, пока не захотел поглотить ее всю без остатка. Она была в его руках как яркий солнечный свет и испепеляла его.

Взяв ее лицо в свои ладони, он посмотрел ей в глаза.

— Боже, Лиззи. Ты хоть представляешь, что делаешь со мной? Ты сводишь меня с ума.

Испытывая искушение, он прижал ее к себе и начал целовать со всей ненасытной страстностью, какую испытывал. Запрокинув ей голову, жадно пожирал губами, сознавая, что теряет самоконтроль.

После секундного колебания она обвила руками его шею и обхватила ногами его ноги, как будто, потерпев кораблекрушение, видела в нем свое единственное спасение. Как будто от него зависела ее жизнь. Сквозь шум в ушах он услышал треск разрываемой ткани.

В глубине его существа взорвался вулкан похоти. О Боже, да.

Марлоу приплюснул ее к стене, распяв на дубовых панелях, хотя знал, что не должен прижиматься. Не должен впечатывать ее в стену со всей силы, чтобы ощутить животом тонкие кости ее бедер. Не должен прижиматься к ее маленькой, идеальной формы груди.

Господи, он десять лет ее не видел и совсем потерял рассудок, вспыхнув как порох.

Если он овладеет ею прямо здесь и сейчас, у этой стены, она воспримет это как попытку вынудить ее к браку. Что его ни в коем случае не устраивало. Она должна иметь право выбора. И он хотел, чтобы этот выбор сделала она сама.

Усилием воли Марлоу оттолкнулся от нее, освободив от веса своего тела и дав возможность вдохнуть полной грудью. Разжав ладони, отпустил ее ягодицы. Ее ноги соскользнули на пол. Напоследок он позволил себе еще одну вольность: потерся носом о ее шею, глубоко вдыхая ее запах. Лишь одной ей свойственный цитрусовый привкус. И отступил назад.

Она стояла перед ним без всякой тени притворства: совершенно растерзанная, с горящими, как

изумруды, глазами на бледном, омытом серебром лунного света лице. Ее грудь часто вздымалась. Безразличие бесследно исчезло.

— Лиззи.

Он не мог придумать, что еще сказать. На самом деле он вообще был не способен думать.

— Знаешь, — промолвила она, когда ее дыхание успокоилось, — похоже, ты полон сюрпризов.

И выскользнула за дверь, растворившись в темноте, как будто и не была здесь вовсе. Как будто после долгих десяти лет он все это себе представил.

Он не мог думать ни о ком другом, кроме нее, когда наконец добрался до мрачных пределов таверны «Сердцевина дуба» у Уорфлит-роу.

Господи, как же долго он ждал, чтобы наконец добиться Лиззи Пэкстон. Полжизни. Порой ему казалось, что его влечение к ней явилось плодом его фантазии, мальчишеской влюбленности, которую, слишком долго пестуя, он раздул в воображении до вселенских масштабов.

Нет. Никакая обычная влюбленность не могла так долго продолжаться. И никакая влюбленность не заставила бы Лиззи вспыхнуть в его руках как трут.

— Где тебя дьявол носит? — спросил, едва оторвав взгляд от эля, крупный мужчина со светлыми волосами, сидевший в затемненном углу задымленного помещения таверны.

Марлоу привел мысли в порядок, заставив голову работать как должно.

— И тебе добрый вечер. Или, скорее, доброе утро, — ответил он тихо и, бросив на стол свою моряцкую шляпу из фетра с опущенными полями, скользнул на скамью. — Почтил своим присутствием местную ассамблею. Чтобы меня в последний раз увидели.

— Танцующим.

Верхняя губа Хью Макалдена брезгливо изогнулась, и в голосе прозвучало презрение. Он наполнил Марлоу кружку из кувшина, что стоял подле его локтя.

— Вот именно, — согласился Марлоу. — Радуйся, что это выпало мне.

— Я радуюсь. Дьявольски радуюсь, что все выпадает тебе. Мне претит весь этот обман. Меня от него коробит.

— Я тоже не в восторге. Весь план грозит провалом. Но приказ есть приказ. Радуйся, что ты не местный.

Марлоу отхлебнул большой глоток эля.

Его лейтенант и давнишний друг оставался верен своему угрюмому характеру.

— Что я и делаю. И ты это знаешь. — Макаллен пристально на него уставился. — Ты что-то больно долго задержался.

— Пришлось столкнуться с кое-какими осложнениями. — Это было наиболее точное описание встречи и разговора с Лиззи, какое он мог дать. — Хотя, возможно, я нашел способ, как избавиться от одной проблемы.

— Это от какой?

— Дом. И мое имение. Кажется, я придумал, как обойти досточтимого Джереми Роксхема.

Макалден блеснул нечестивой улыбкой, искривившей рот.

— Мы с тобой настоящая парочка шотландских ублюдков. Я весь внимание.

— Пожелай мне счастья.