В поисках прошлогоднего снега (сборник)
Шрифт:
И Симон с отчаянием подумал, что погибли самые лучшие – здоровые и богатые, а больные и бедные остались жить на Шестой линии Васильевского острова и на Седьмой. И Симон пошлепал на Седьмую.
– Хорошо, что зашел! – обрадовался Егор. – Говоришь, лишние деньги у тебя?
– Были. – И Симон рассказал.
– Да он у тебя и украл! – воскликнул Егор.
– Кто?
– Да твой Балда, не-Мармеладов, кто ж еще. Василеостровский мечтатель, блин!..
– Да ты что!.. – оскорбился Симон.
– Ты
Симон вздрогнул.
И тут до него дошло.
«Лохов дурю». Честно сказал. В лицо. Лохов. А кто Симон есть? Лох. Симон рассмеялся, покачал головой, снова рассмеялся. Надо же, а какое представление устроил – тут и Чехов тебе, и латынь, и Гоголь, и Пушкин… Да за такое представление и денег не жаль! Дорогого стоит. Жить интересно.
– Значит, денег нет… – вздохнул Егор.
– Нет, – подтвердил Симон.
– Жаль, – сказал Егор.
– А что, надумал в Рим поехать?
– К черту Рим. Бизнесом решил заняться. С одним приятелем. Очень порядочным человеком.
– Ну, для этого тебе мерзавец нужен, а не порядочный человек, – заметил Симон. – С порядочным прогоришь.
– Ну, мерзавец быстро найдется, за этим дело не станет.
– А бизнес-то какой?
– Книги издавать.
– Хорошее дело, – согласился Симон.
– Да, – подтвердил Егор. – Детективы. Этакие пособия для киллеров.
– Не понял, – признался Симон.
– А что тут непонятного?
– Решил стать негодяем? Это непросто интеллигентному человеку.
– Непросто, но как там в песне поется: мечтать, надо мечтать детям орлиного племени!..
– Ты шутишь? – с надеждой спросил Симон.
– Ничуть.
– Белены объелся?
– Я еще сегодня ничего и никого не ел.
Симон молча смотрел на друга. Три кита, на которых стоит остров, расползлись в разные стороны, и почва ушла из-под ног. Атланты под балконами сплюнули, и балконы рухнули на бальзаковскую прическу Симона.
– А как же Древний Рим?.. – спросил Симон.
– Древний Рим мертв. Да и кому он нужен, если честно?
– Мне.
– Ну так ты и пиши о Древнем Риме.
– И тебе!
– Мне деньги нужны – собак кормить. Все, дело решенное. И кстати, принимаем тебя в авторы. А что? Давай попробуй. С твоим-то багажом!.. Только предупреждаю: никакой литературы в тексте – вещь испортишь. Все на уровне «мама мыла раму». Не более того.
– Да я такое дерьмо читать не могу – не то что писать!..
– Гордыня! – поморщился Егор.
Симон пытливо глядел на друга, но Егор был серьезен.
– Ты попадешь в ад, – сказал Симон.
– Ну знаешь!.. – усмехнулся Егор. – Это дело такое: попадешь в православный рай – не минуешь католический ад, попадешь в католический рай – гореть тебе в мусульманском аду. Безнадежно.
Помолчали.
– Ну,
– Счастье.
– Счастье – это состояние души.
– Вот именно: заработаешь денег, сядешь в самолет, прилетишь на какие-нибудь Канары, ляжешь на песок – и такое состояние души – доложу я тебе!..
– Знаешь, – сказал Симон. – У меня чувство, что меня обокрали.
– Верное чувство, – согласился Егор.
– И знаешь кто?
– Знаю, не-Мармеладов.
– Нет, ты, – устало сказал Симон. – Не-Мармеладов, можно сказать, заработал. А ты меня обокрал.
Дома Симон постучался к художнику.
– Что делаешь? – спросил Симон. – Окно рисуешь?
– Фильм по видику смотрю.
– Про что?
– Про бедных, больных, дурных и несчастных. Хочешь посмотреть?
– Нет, – ответил Симон. В душе зияла озоновая дыра.
…Но свято место пусто не бывает, и ночью за Симоном приехал трамвай – дзынькнул, фыркнул и покатил по улицам, щедро усыпанным оранжевыми пятнами жерделей, и из окна их старого дома вдруг показалась Грета, замахала Симону рукой, протянула корзину – сливы, Симон! сливы! красивые, как алмаз!.. алмаз! алмаз! – кричала Грета, причем как-то странно произнося это слово – с мягким «л» и глухим «з», – и Симон недоумевал: при чем тут алмаз? какой алмаз? – и проснулся.
Сон разволновал, растревожил, к чему бы это? – подумал Симон и вдруг понял: алмаз! Да-да, конечно, алмаз!..
Звали ее Альмас.
Симон улыбнулся.
– Альмас, Альмас!.. – позвал Симон. И прислушался.
«Если б не было тебя…»
Елене Плугатыревой
– Мы все как-то склонны переоценивать роль искусства, – с досадой сказал однажды (во дни сомнений, во дни тягостных раздумий) один знаменитый режиссер. – «Искусство влияет на людей…» Да ни на кого оно не влияет – что мы там о себе возомнили!..
Ну не скажите, маэстро. Еще как влияет. Фатально влияет. Ну просто ужасно влияет!..
Природа состоит из кривых линий, из несовершенств – из толстых щиколоток, коротких ног, больших носов (в массе). Нет, попадаются, конечно, и тонкие носы, но не в массе, не в одном месте, тут единство времени и места не срабатывает, природа не собирает в одну кучу все достоинства разом – это под силу лишь плохому режиссеру, согнавшему на съемочную площадку длинноногих большеглазых газелей и заставившему впоследствии Юру грезить в кинозале о таком вот райском месте, где он, Юра (состоящий, кстати, из кривых и не совсем совершенных линий), будет стоять в центре, а на него с восхищением будут смотреть немыслимые красавицы, водопадом летящие по ступеням…