В поисках рая. Зов судьбы
Шрифт:
Я на минуту оторвала взгляд от сына и посмотрела на своего мужа. Он стоял в сторонке и смотрел на нас глазами, наполненными нежностью и всепоглощающей любовью. Казалось, он испытывал схожие с моими чувства. Но это скорее была отцовская любовь, такая мужская с нотками торжества и гордости. По лицу Калима также было заметно, что он и глаза не сомкнул, пока я не пришла в себя.
— Тебе нужно отдохнуть. Нельзя Вождю Всех Вождей в таком виде сообщать своему народу радостные новости…
— Я уже сообщил!
— О!
— Спасибо, — продолжал затем тихо Вождь, — Спасибо тебе
Из-за того, что во время родов мне посчастливилось попасть под проливной дождь, сразу после них я заболела. Впервые за все время жизни в Австралии мои покои облепили врачеватели и надсмотрщицы. А в период моего восстановления общение с сыном жестко ограничили. Я понимала, что это лишь мера предосторожности и поэтому пила все снадобья, настойки, отвары и прочее, только бы поскорее избавиться от посторонних людей в покоях и приступить к обязанностям матери своего ребенка. Пока что он большую часть дня проводил в комнате Юлики, в окружении ее и новоиспеченных тетушек.
С одной стороны я отлично понимала, что так намного лучше, чем передать его нянькам, но с другой — меня душила острая ревность! Она своими когтями лезла прямо мне в душу и там устраивала полный хаос из спутанных мыслей и пререканий. И тогда я все больше ловила в своей голове негодования, которые угнетали мое и без того унылое и одинокое существование во время простуды.
— Как так?! — думала я, — Они сейчас находятся с ним в непозволительной для меня сейчас близости! Любуются им, когда он спит, переодевают, купают и нянчат его, пока я довольствуюсь с ним лишь пятиминутными встречами и то на расстоянии!
Это было не выносимо. Калим приносил мне Кенаи, но не прикладывал его больше к моей груди. Он держал нашего сына на своих руках, развернув его ко мне лицом, показывая тем самым, какой у нас замечательный малыш.
Что такое для матери разлука со своим ребенком? Это нож, что бьет в самое сердце, который после не вынимают из твоего тела. Он остается внутри тебя, заставляя кровоточить и страдать от все увеличивающейся в тебе раны.
Через шесть дней мое состояние намного улучшилось. Но оказалось, что этого было недостаточно, чтобы передать мне Кенаи на все время. Тогда прошло еще шесть дней, и теперь я окончательно выздоровела. Тогда мне сразу же принесли сына, с которым я больше не расставалась ни на минуту.
Все это время, пока я болела, не разрешалось отмечать рождение наследника. Но как только я начала показываться из своих окон, то тут Совет тут же назначил день для праздника. Точнее неделю, потому что именно столько обычно отмечались подобные события.
Так вместо того, чтобы проводить время с нашим малышом, нам с Калимом пришлось подолгу высиживать праздничные обеды, принимать восторженные поздравления, навещать богов и так далее. Для меня эта неделя была сплошным адом, Вождь тоже с трудом выносил свое бремя.
Но наконец, тучи над нашей семьей рассеялись, и мы смогли целый день провести время только втроем. А потом и еще пару дней. Отныне я никому не позволяла без спроса или моего приглашения входить в наши покои.
Да, долгая разлука с сыном наложила сильный отпечаток в моем сознании. Я еще долгое время переживала эту рану. И близкие это понимали, поэтому не выказывали в мой адрес никаких претензий или порицаний. С их стороны я видела только улыбки и заботу, за что я им была очень благодарна.
Моя жадность не коснулась лишь Калима. Он как отец мог проводить с ним хоть каждую минуту своего времени. Ведь глядеть, как он умело управляется с сыном, было сплошным удовольствием. Мы теперь были настоящей семьей, в которой появились определенные правила, ритуалы и традиции.
Так ночью я и Вождь по очереди закачивали вдруг расплакавшегося Кенаи, перестилали мокрые пеленки, меняли распашонки, подворачивали одеялко. Перед уходом по своим делам Калим целовал теперь не только меня, но и сына. А когда мне нужно было уйти на уроки или на собрания, он оставался за нас двоих.
На попечение бабушки и тетушек Кенаи переходил лишь на время, когда оба родителя были заняты: я в школе, а Вождь в походе. С каждым днем это случалось все чаще. Мне нужно было полностью приступать к своим школьным обязанностям, а Калиму следовало отправляться в ежегодный обход земель.
Со временем я оттаяла, и жгучая ревность отступила. На смену ей пришли доверие и благодарность по отношению к родственникам и нянькам. Материнство же дало мне столько сил и энергии, что я очень быстро влилась в привычное течение дел и при этом смогла остаться самой лучшей мамой для своего малыша.
Мой Кенаи рос словно как в сказке, не по дням, а по часам. Его взгляд становился все более сосредоточенным и понимающим, а черты лица теперь можно было разобрать и причислить либо мне, либо Калиму. Маленький непоседа в скором времени совершенно отказался лежать на руках и требовал все больше возможностей изучать окружающий мир полусидя.
Уже с шести месяцев Кенаи спокойно присутствовал со мной на уроках и, казалось, внимательно их слушал. На собраниях Совета никто и взглядом не водил против присутствия маленького наследника. Наоборот, для всех нас он был ориентир — ведь он будущее, на благо которого мы так старались.
Но на общие совещания с присутствием всех старейшин и самого Вождя Всех Вождей Кенаи я не брала, это было лишним. Там я сидела рядом с мужем и наравне со всеми обсуждала текущие вопросы. Меня теперь слушали охотнее, моим идеям доверяли, а на улицах приветствовали не с напускнонным почтением, а более тепло и с благодарностями. Да-да, люди меня наконец-то полюбили, что позволило мне вздохнуть со спокойной душой.
Однако, признаться, поначалу я все же очень переживала, что найдутся те, кто не признает в Кенаи будущего Вождя всех Вождей. Но таковые с каждым днем и месяцем не давали о себе знать. И я успокоилась. К тому же на каждой нашей прогулке с сыном народ приветствовал нас так, словно мы ничем от него не отличались. Что означало лишь, что мое и Кенаи происхождения их не волновало.