В поисках рая
Шрифт:
Уже над водой, словно ажурная тень на тропическом небе, легкими призрачными контурами взметнулись зазубренные вершины. Нельзя сказать, чтобы эту картину мы видели впервые. Мы знали ее во всех подробностях по фотографиям, кинофильмам, книгам, журналам. Но теперь мы сами участвовали в путешествии! Теперь все было настоящее! В лицо нам веял ласковый океанский бриз — соленый, согретый солнцем. Впервые за несколько недель в воздухе появились парящие птицы. От носа корабля серебристыми струйками разлетались крылатые рыбки.
Всеми чувствами, всем своим существом мы впитывали впечатления…
Корабль подходил к Таити.
После
Казалось, остров постепенно всплывает над водой. Величественный, устремленный ввысь, вонзающий в небо острые пики… Голубые пропасти, тонкие шпили, а внизу — весенняя зелень холмов и пригорков. Еще ниже сползал к берегу темно-зеленый лес, разбегаясь пальмовыми рощицами, которые придавали острову его неповторимый облик. А в море, поодаль от берега, протянулся живой коралловый барьер. Здесь блестящие голубые валы разбивались вдребезги, рассыпаясь на солнце белоснежной пеной, и, уже обессиленные, скользили к берегу, под пальмы.
Чарующее, неизъяснимо прекрасное зрелище, превосходящее все, что может себе представить человеческий разум…
Так вот они какие, острова Южных морей. Рай, прославленный и воспетый несчетное множество раз. Но никто не сумел передать все его очарование, потому что его нужно видеть, слышать, осязать самому… Мы стояли у поручней как завороженные. Стар и млад. Только команда сохраняла полное спокойствие. Нам здесь все казалось удивительным, необыкновенным. А морякам было не впервой, и они не спеша принаряжались к встрече со старыми знакомыми — вахинами. [1]
1
Вахина — женщина, жена.
За время плавания мы разучили таитянскую песню и теперь приготовились дружно спеть ее, как только покажутся встречающие нас каноэ. Нам хотелось сразу показать, что мы не какие-нибудь цивилизованные сверхчеловеки, а простые, свободные, счастливые люди — такие же, как местные жители, что мы способны понять островитян, восхищаться ими и их привольной жизнью в солнечном крае.
Ревели буруны. Корабль вошел в проход в коралловом рифе. Вот они, совсем близко — невиданные травы, поразительные деревья с исполинскими листьями… Сказка… Кроны шелестят, каждый лист трепещет, запах — словно в оранжерее. Просто не верится, что скоро мы будем бродить по этому лесу!
Медленно огибаем мыс, на котором раскинулся порт Папеэте — столица и узел коммуникаций французских владений в Тихом океане. Корабль остановился. Сейчас, сейчас к нам со всех сторон ринется рой лодок, а в них — украшенные цветами смуглые люди… Мы не могли больше сдерживаться, и грянула, понеслась под пальмы песня, старинный гимн Таити: "Э мауруру а вау!" — "Я счастлив!"
Если бы вдруг к нам на палубу попал простой конторский служащий из Европы, он принял бы нас за сумасшедших.
И вот появилась лодка. Одна-единственная. Моторная.
В ней, стоя навытяжку, руки по швам, — белые мундиры. Мы слегка пали духом, но продолжали кричать, махать руками и петь. Никакого впечатления. Лишь один из мундиров поднес руку к фуражке, приветствуя. Лодка пристала к борту, встречающие поднялись на палубу. Два пальца у козырька, непроницаемое лицо… Паспорта, документы… Бумаги, печати, снова бумаги. Таможенный досмотр. И вот корабль степенно подходит к причалу. Толпы людей, пестрые зонтики, парижские моды, белые брюки с безупречной складкой, соломенные шляпки, яркие галстуки…
Мы было совсем приуныли, но тут деревянная нога опять стукнула о палубу, и мы, улыбаясь и размахивая руками, снова грянули дорогой нашему сердцу гимн. Встречающие вежливо похлопали и один за другим стали подниматься по сходням. Смуглые щеки женщин покрывали румяна, полные накрашенные губы сжимали сигарету. И однако это они, знаменитые таитянские вахины; у каждой за ухом цветок…
Опытным взглядом красавицы оценивали приезжих мужчин. Последнее, что я видел, сбегая вместе с Лив на берег, — это как из камбуза они выводили нашего улыбающегося кока, обвешанного цветами и фруктами.
Что ж, Таити по-прежнему край женщин.
А на корабле весело гремел джаз. Чуть не плачущая англичанка и два улыбающихся таможенника сидели около патефона, прокручивая одну за другой пятьдесят пластинок. Местные правила предписывали проверять все пластинки — как бы кто не ввез враждебную политическую пропаганду…
"Татт-таттаратт-угу" — рвалось из недр патефона.
На пристани кипела жизнь. Носильщики и шоферы осаждали пестро одетых туристов, привезших горы багажа. Смуглые красавицы льнули к морякам. Раскосые торговцы расхваливали свой товар. Правительственные чиновники радостно обнимали друг друга. И всюду толкались островитяне, рассчитывая на сделку.
Плакали дети, гудели автомобили, а из нагретого солнцем железного сарая плыл сладкий, жирный запах. Там в тяжелых мешках лежала копра. Главный источник доходов Южных морей.
Путь к торговле и богатству!
Путь, уводящий прочь от дружбы и счастья…
На следующий день утром мы стояли на набережной под сенью манговых деревьев. Огромный черный корабль с живой белой бахромой пассажиров и матросов вдоль всех палуб покидал порт. Вот он медленно скользит мимо крохотного зеленого островка в лагуне. Потом выходит за риф и исчезает в голубом просторе.
У самого горизонта мы приметили зубчатые горы острова Моореа; их силуэт на фоне неба напоминает разрушенную крепость. Остров Моореа наш ближайший сосед. Это маленький мирок, исторгнутый из пучины за тысячи миль от всех материков.
Растаял дымок «Комиссара». Все, назад пути нет. Сидим на клочке земли в океане. Ни кают, ни официантов. Теперь надо как-то самим добираться до далекого Маркизского архипелага.
В лагуне плавали удивительные яркие рыбки. Вот — красная, как кровь. А вот — желтая, в черную полоску. Им посчастливилось: далеко не все виды смогли выжить здесь, в сточных водах Папеэте.