В поисках тигра
Шрифт:
– Договорились.
Когда я нажарила стопку блинчиков, достаточно высокую, чтобы удовлетворить аппетит тигра, мы сели к столу. Рен откусил первый кусочек.
– Ну как? Что скажешь?
– Восхитительно. Но будет еще лучше с арахисовым маслом и бананом.
Я протянула руку за бутылочкой сиропа, нечаянно продемонстрировав длинную багровую ссадину на предплечье. Рен тут же дотронулся до моей руки.
– Что это? Что с тобой приключилось?
– Что? А, это… Меня вчера вечером машина ударила.
– Тебя… что?
– Я хотела спасти старушку от
Рен тут же вскочил со своего места и принялся ощупывать и осматривать меня, проверяя целостность моих костей и подвижность суставов.
– Где болит?
– Рен! Честное слово, со мной все в порядке. Только несколько ушибов и царапин. Ой! Не нажимай тут! – Я отпихнула его. – Отвяжись, Рен! Ты мне не доктор. Я же сказала, всего парочка синяков и ссадин. И вообще, Джейсон был со мной рядом.
– Он тоже пострадал?
– Нет.
– Значит, он не был рядом. Когда я увижу его в следующий раз, он у меня получит несколько синяков и ссадин, чтобы понял, каково это!
– Рен, хватит грозиться. И вообще, это все уже неважно, потому что я вчера сказала Джейсону, что больше не хочу его видеть.
Рен не удержался от самодовольной ухмылки.
– Очень хорошо. Тем не менее этому мальчику следует кое-чему научиться.
– Возможно, но ты не тот мужчина, которому следует его учить, и за это сегодня я выбираю кино. Выберу самый-самый чувствительный фильм для девочек, так и знай!
Он фыркнул, пробурчал что-то неразборчивое насчет соперников, синяков и девушек и вернулся к своим блинчикам.
После завтрака Рен помог мне убраться, но я не собиралась так легко прощать мистера Поучайку. Я вставила диск с фильмом в проигрыватель и с широченной улыбкой уселась рядом с Реном, предвкушая, как он будет корчиться. Когда заиграла начальная тема, открывающая «Звуки музыки», я не выдержала и захихикала. Но беда заключалась в том… что ему понравилось. Не отрываясь от экрана, он обнял меня за плечи, рассеянно поигрывая лентой на кончике моей косы. И насвистывал мелодии «Эдельвейса» и «Моих любимых вещей». Потом поставил фильм на паузу, принес свою мандолину и стал подбирать австрийскую песню. Звук у мандолины оказался гораздо более экзотичным, чем у гитары в фильме.
– Как красиво! – не выдержала я. – Ты давно играешь?
– Начал снова после твоего отъезда. У меня всегда был хороший слух, мама часто просила меня поиграть ей.
– Но ты очень быстро подобрал эту песню. Ты уже слышал ее раньше?
– Нет. Но мне всегда было достаточно раз услышать мелодию, чтобы сыграть ее.
Он заиграл «Мои любимые вещи», и знакомая песня незаметно перетекла в какую-то грустную, но прелестную мелодию. Я закрыла глаза, откинула голову на спинку дивана и отдалась музыке. Песня, начавшая с мрачной темы тоски и одиночества, постепенно разрасталась, наполняясь надеждой и нежностью. Мое сердце билось в такт с мелодией, чувства, нахлынув, переполняли меня по мере того, как мандолина рассказывала свою историю. Конец прозвучал печально и меланхолично. Мне показалось, будто у меня
Я открыла глаза.
– Что это было? Я никогда не слышала ничего подобного!
Рен вздохнул и бережно положил мандолину на столик.
– Я написал это после твоего отъезда.
– Это… ты написал?
– Да. И назвал «Келси». Это о тебе… о нас. Наша история.
– Но у нее печальный конец.
Он провел рукой по волосам.
– Так я чувствовал, когда ты меня оставила.
– Ох, Рен. Но ведь наша история пока не закончена, правда? – Я повернулась к Рену и обвила руками его шею.
Он обнял меня, прижался лицом к моей щеке, прошептал мое имя и сказал:
– Нет. Она определенно еще не закончена.
Я убрала волосы с его лба и тихо шепнула:
– Это очень красивая песня, Рен.
Он обнимал меня очень крепко. Мое сердце забилось чаще. Я смотрела в его живые синие глаза, потом перевела взгляд на великолепно очерченные губы, и мне захотелось, чтобы он меня поцеловал. Он опустил голову еще ниже, но замер, не касаясь меня. Несколько мгновений он внимательно изучал выражение моего лица, потом приподнял брови и отвернулся.
– В чем дело? – спросила я.
Он со вздохом заправил мне за ухо выбившуюся прядь.
– Я не буду целовать тебя, пока мы просто встречаемся. Я хочу, чтобы ты выбрала меня обдуманно, полностью отдавая себе отчет в том, что делаешь. Но ты мгновенно теряешь волю, стоит мне до тебя дотронуться, не говоря уже о поцелуях. Нет, Келси, я не хочу пользоваться таким преимуществом. Обещание, данное в порыве страсти, слишком легко достается, но недорогого стоит, а я не хочу, чтобы у тебя были малейшие сомнения или сожаления о сделанном выборе.
– Погоди-ка, – недоверчиво пробормотала я. – Давай убедимся, что я правильно тебя поняла. Ты не будешь меня целовать, потому что считаешь, будто от твоих поцелуев я теряю голову и не могу рассуждать здраво? Что я не могу принять взвешенное решение, потеряв рассудок от страсти к тебе?
Он осторожно кивнул.
– Ты все это почерпнул в книгах о брачных ритуалах? Спешу тебя разочаровать – большинство из них устарели!
– Я это знаю, Келси, – ответил он, снова пробежав пальцами по своим волосам. – Но я принял твердое решение не оказывать на тебя никакого давления.
Клокоча от злости, я вскочила с дивана и принялась бегать кругами по комнате.
– В жизни не слышала такой возмутительной глупости! – Я направилась на кухню за газировкой и по пути поняла, что взбесилась не на шутку, причем правота Рена лишь подливала масла в топку моего гнева. Я действительно теряла волю, стоило ему дотронуться до меня.
Внезапно я почувствовала себя фишкой в одной из настольных игр Ли. Ничего, мы еще посмотрим, чья возьмет! Я задумала месть. Если они сражаются за мою благосклонность, то почему я не могу сама вступить в игру? «У девушек есть собственное, уникальное, оружие», – решила я, обдумывая свою боевую стратегию. Первым делом я решила испытать стойкость Рена. Я заставлю его поцеловать меня!