В поисках утраченного героя
Шрифт:
— Ума не приложу, зачем мы туда премся… — сердито сказал Борис, когда машина въехала в ворота Гинот Керен. — Она ведь все уже рассказала, причем не один раз. Сначала нам с Вагнером, затем полиции, затем службе безопасности, затем журналистам. И снова тем, и снова этим, и снова тем. Охота тебе зря тормошить человека…
Мне еще никогда не приходилось слышать такого раздражения в его голосе. Начало конца. Ну и ладно. Ну и черт с ним. Интересно, сколько у меня осталось — полдня? День? Так или иначе, ни к чему тратить драгоценное время на излишнюю дипломатию. За окном поплыли аккуратные белые домики, пышная зелень
— Ну что ты молчишь? Лена!
Я повернулась к Борису, не утруждая себя гримасами дружелюбия и благорасположения. Голос мой звучал отчужденно и ровно. Так разговаривают с таксистом.
— Будь добр, сначала к месту, где начинается тропа через вади. А потом уже к Ольге. И вот что: можешь меня не ждать. Я выйду, а ты уезжай. Назад найду дорогу сама.
Судя по изменившемуся выражению лица, Борис испугался. Вот и хорошо. Если быть достаточно жесткой, можно сбить его с толку и выиграть еще полдня, может — день.
— Что ты… — пробормотал он, тут же забывая свое съежившееся раздражение, как ребенок — минутную обиду. — С ума сошла. Никуда я не уеду. И зачем тебе сейчас тропа?.. Ты что, собираешься…
Я молчала, замолк и он. Подпрыгивая на «лежачих полицейских», борин лансер подъехал к детской площадке и остановился. Площадка была пуста — то ли по причине позднего времени, то ли вследствие крайней своей убогости. Выйдя из машины, мы обогнули хилую горку, миновали турник, песочницу и подошли к поваленному проволочному забору. Здесь начиналась тропа. Поначалу хорошо видная в свете фонарей, она уходила по плоскогорью и терялась в темном массиве оливковых деревьев, начинавшихся примерно в сотне метров от границы поселения. Далее, за рощами, угадывалось вади — по той особенной значительности, которую приобретает воздух, зависший над пропастью или очень большим оврагом. Еще дальше мерцали окна Эйяля, цепочки фонарных огней, маячок водонапорной башни.
— Лена, сейчас не надо… — жалобно сказал сзади Борис. — Я никакого оружия не захватил. И змей по ночам полно. И скорпионы. И обувь у нас не та…
Я едва сдержала улыбку. Все-таки он зацепил меня, этот парень. Может — даже очень зацепил. Так и хочется обнять, пожалеть, пожаловаться. Вот только не к месту это. Не к месту и не ко времени. Настоящее здесь принадлежит тексту. Будущее — тоже, но лишь в том случае, если удастся закончить начатое, точно откорректировать, правильно дописать. А прошлое не имеет значения вовсе.
— Лена…
Глупое сердце мое сжалось, и я не выдержала намеченной разумной линии поведения. Он обхватил меня, прижал к себе, задышал в макушку. Теперь все — плакали мои лишние, вернее — совсем не лишние полдня…
— Что ты со мной делаешь, Лена? Зачем? Почему нужно что-то скрывать, прятать? Неужели ты мне настолько не веришь?..
Я отстранилась, погладила его по щеке.
— Конечно, верю, Боря. Я ведь здесь, с тобой, разве не так? Ну чего тебе не хватает? Зачем ты задаешь эти вопросы? Чтобы все разрушить, да?
Он не ответил. Мы постояли еще немного, тесно прижавшись друг к другу между детской горкой и поваленным забором. Борис снова уткнулся носом в мою макушку и думал о чем-то своем — не знаю, о чем. Мужская логика редко поддается по-настоящему
Потом, уже в машине, Борис долго сидел, не заводя двигатель, — просто сидел и молча смотрел на пустынную окраинную улицу крошечного поселения Гинот Керен, словно перед ним расстилались по меньшей мере Елисейские поля, или Пятая авеню, или Невский… — пока я не тронула его за локоть, чтобы напомнить: нас ждут. Тогда он повернулся ко мне и сказал — уже без прежнего напора и упрека, а почти безразлично, как говорят о погоде в другом полушарии:
— Я, может, и не знаю, кто ты и откуда… — он грустно усмехнулся. — Но зато знаю, что ты задумала. Всё это кончится, когда ты закончишь свою чертову корректуру. Всё — и я, и ты, и Эйяль, и Гинот Керен, и это вади, и эта ночь, и завтрашний день, и сам Арье Йосеф, которого ты якобы ищешь. Для тебя ведь имеет значение лишь текст, не так ли? А текст рано или поздно завершится. Вернее, корректор решит, что текст завершен. И в тот же момент ты оборвешь всё — даже не на точке, даже не слове — на полуслове…
— Поехали, Боря, — попросила я.
— Подожди минутку. Не лишай меня как назначенного к ликвидации элементарного права полюбопытствовать: что ты обычно делаешь потом? Хоть это можешь сказать? Сразу переходишь к новому тексту? К новому арье йосефу, к другому борису шохату? Как это у тебя происходит?
— Не знаю, — честно ответила я. — У меня еще ни разу не получалось действительно закончить текст. Надеюсь, что этот будет первым. Поехали, ну пожалуйста.
Он вздохнул и повернул ключ в замке зажигания.
Дом Арье Йосефа ничем не отличался от соседских: та же типовая калитка, те же непременные лимон и пальма в палисаднике. Нам открыл ольгин муж — дородный лысеющий мужчина в шортах и майке.
— Здравствуйте. Мы договаривались по телефо… — начал было Борис, но хозяин перебил его с той сердечной готовностью, которая обычно свойственна тем, кто рад любым гостям, всегда и без каких-либо предварительных договоренностей:
— Заходите, ребята, заходите!
В следующее мгновение он уже затаскивал нас в дом, фамильярно прихватывая под локти, обнимая за плечи и только что не похлопывая пониже спины. Я пожалела, что мы пришли без торта и без бутылки вина. В гостиной было тепло, шумел баскетболом телевизор, на низком столике перед диваном стояли бутылки с пивом и вазочки с солеными орешками, аккуратной горкой высилась шелуха семечек.
— Садитесь, гости дорогие! Какая игра, какая игра! — мужчина подтолкнул нас к дивану и вдруг спохватился. — Хех, святой Элиягу, мы ж еще не познакомились… Меир! Меир!
Он сначала протянул руку Боре и только потом снизошел до меня.
— Очень приятно, — сказал Борис. — А Ольга…
— Укладывает, спать укладывает… Бросай! Бросай!.. — Меир огорченно хлопнул себя по коленям. — Ах ты! А ведь раньше как бросал! Как бросал! Угощайтесь, угощайтесь…
Похоже, он принадлежал к тому типу людей, которые каждую фразу произносят как минимум дважды. Вежливый Борис послушно взял предложенный орешек.