В поисках Золотого тельца
Шрифт:
Я выдержал театральную паузу:
– А теперь, голуби мои, вопрос по существу. Кто из вас читал Ильфа и Петрова?
Седой неуверенно поднял руку.
– А ну скажи, - обратился я к нему, - какую-нибудь фразу Паниковского.
– Вы жалкая, ничтожная личность, - с готовностью отозвался Танелюк.
– Ещё!
Танелюк задумался.
– Кисло, - подытожил я. – Значит так. В срочном порядке всем прочитать. И посмотреть все фильмы о Бендере. Каждый из вас должен знать дословно хотя бы по десять-пятнадцать фраз своего героя. Крошкин – Шура Балаганов. Седой –
– Обязательно читать? – спросил Крошкин. – Есть же аудиокниги, можно прослушать.
– Вам надо ознакомиться с материалом, - говорю. – Каким образом – через глаза или уши – мне всё равно. Хоть орально. Умные вопросы есть?
– А кто заказчик? – спросила Вера.
– Бизнесмен. Романов.
– А сколько лет? Он женат?
– Он старый, - говорю.
– Ещё один явный плюс, - заключила она.
Мне вдруг стало весело. И это странно. Потому что я словно предвидел, что ничего хорошего нас не ждёт. Что мы явно где-то залажаем. Кого другого это напрягло бы, расстроило… А меня взял азарт. Я люблю спорить с судьбой. И на самом деле не хочу покоя. Как бы сильно ни стремился к нему всю свою беспокойную жизнь.
Нас было четверо. Я точно знал, победителей среди нас нет. Есть такая порода людей, они рождены для побед. И это не мы. Именно поэтому я всегда готов играть.
Непонятно? Попробую объяснить. Представьте себя игроком в покер, которому упорно не идёт карта. И вот кульминационный момент. На кону самая высокая ставка. Ставка настолько высокая, что малодушие и уверенность уже пасанули, остались лишь ты и тот, у которого всегда хорошая карта. Есть такие. Хотя сама игра их не заводит, да и в деньгах они не нуждаются. И ты идёшь ва-банк. Ты блефуешь. Потому что в случае проигрыша ты теряешь всё и даже больше, чем всё. Ты рискуешь, потому что реальных шансов играть у тебя нет и не должно быть, но…
Однажды, когда мне было четырнадцать лет, я пошёл с кулаками на человека, у которого в руке был нож. Он был старше, сильнее…да и нож… Я страшно трусливый человек, но я пошёл, потому что… кто-то должен был пойти, потому что он был сильнее, старше и с ножом… Он отступил…
Не могу объяснить!...
Но когда я читал, что в Великую Отечественную два десятка голодранцев остановили танковую бригаду – я верил и понимал, отчего так получилось.
Я не сравниваю. Там идея, там геройство, там дух и ситуация… Но и то, о чём я говорю, там тоже присутствовало.
Вот почему мне вдруг стало весело. Даже болезнь несколько отпустила свою хватку.
Кстати, без особой связи с фразой Веры. Точнее, без прямой связи с её фразой. Просто. Она сказала. А я подумал: «Ну и командочка у нас образовывается… Интересно, чем это всё
Так я подумал. А потом вместо того, чтобы забеспокоиться, я всё-таки повеселел.
«Мы ещё посмотрим, - мысленно обратился я к невидимым и незнакомым, необозначенным противникам. – Мы ещё посмотрим, кто кого».
Глава 6
Уже через день от моей простуды не осталось и следа. Болеть больше не было времени. Появилась работа.
«Действовать! Действовать! Действовать…»
Я связался по телефону с Бурмакой.
– Ты мне нужен, - говорю. – Вместе со своим железным другом.
– Каким ещё другом? – забурчал он в ответ.
Бурмака вообще известный бурчун.
– Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству, - продолжал я усиленно скандировать в трубку. – Бензин ваш – идеи наши!
– Ты что, пьёшь в такую жару?
Пришлось перейти на нормальную речь и объяснить в двух словах сложившуюся ситуацию.
В конце моего разъяснения меня вновь потянуло в лицедейство.
– Я – Остап Бендер. Ты можешь стать моим Козлевичем. Машина на ходу?
– Но я в отпуске. Думал съездить на море.
– Не будь занудой. Море - это святое, но дружба дороже.
Одним словом, договорились. Хорошие люди частенько идут мне навстречу.
Вернее, всех, кто идёт мне навстречу – считаю хорошими. Поэтому, полагаю, в мире много хороших людей.
Утром следующего дня около девяти он заехал за мной. Накануне ко мне заезжал Седой – притарабанил костюмы.
Сообщил, между прочим, о своём разрыве с Алиной.
– А что случилось? – спрашиваю.
– Она мне изменила.
– С кем?
– Это самое обидное. С какой-то бабой.
– То есть она лесбиянка?
– Да никакая она не лесбиянка, просто напилась.
– Одно другому не мешает.
– Представь, - захныкал Танелюк, - вхожу в спальню, а они делают друг другу… приятно. Ну, знаешь… одновременно.
– Какое красивое зрелище.
– Очень! – Седой мечтательно закатил глазки. – Очень красивое… но очень обидное…
– И что ты сделал?
– А что я мог сделать? Потерял сознание.
– Серьёзно?!
– А что мне оставалось? У меня резко подскочило давление и перехватило дыхание! Я свалился без чувств как подкошенный.
– От красоты или от обиды?
– Смейся! Когда тебе будет сорок пять, как мне, тебе будет не до смеха.
…Я вышел к машине в тёмно-сером, в мелкую полосочку, костюме, на шее мёртвым удавом висел шерстяной шарф, на голове была капитанская фуражка.
Вместо приветствия Бурмака недовольно заворчал:
– Ты опоздал на четырнадцать минут.
Азиатские черты его лица заострились, он был сосредоточенным и мрачным…
Я сказал:
– Ты похож на Тамерлана. На Тамерлана в очках.
– Ты говорил это в прошлый раз.
– С тех пор ничего не изменилось.
Поудобней расположившись на заднем сиденье, я вытянул из кармана листок бумаги с адресами:
– Держи. Тут всё – адреса, пароли, явки…
– Чего?
– Ничего. Я забыл, что ты не понимаешь юмора.