В полет сквозь годы

Беляков Александр Васильевич

Я хорошо помню хозяина Глуховской мануфактуры и его сыновей. Старик появлялся на фабрике верхом на лошади в сопровождении другого конного. По заведенному обычаю, при встрече перед ним снимали шапку. Если кто не поклонился, фабрикант оскорблялся:

–  Ты что? Ты что? Меня не знаешь? Снимай шапку! Увидев завалявшийся где-нибудь гвоздь, он останавливал первого встречного:

–  Стой! Видишь гвоздь? Подними и снеси на лесной Настоящими же хозяевами мануфактуры являлись его сыновья - Петр и Сергей Морозовы.

Во время войны, в 1916 году, один из них уехал в Америку с поручениями от Русского военно-промышленного комитета и не вернулся. Другого, Сергея Морозова, после революции фабком назначил специалистом по организации производства.

Через некоторое

время в Москве было организовано управление всей текстильной промышленностью Республики во главе с известным партийным деятелем Виктором Павловичем Ногиным. В молодости В. П. Ногин работал л а Глуховской мануфактуре, знал многих мастеров и специалистов по производству ниток, пряжи, хлопчатобумажных тканей. Он пригласил С. Морозова в Москву в правление текстильного синдиката, где тот честно и долго трудился. Это не единственный пример умелого использования нашей партией старых буржуазных специалистов в социалистическом производстве.

После смерти В. П. Ногина Богородск, по желанию и просьбе трудящихся, был переименован в город Ногинск.

А неподалеку от Богородска, километрах в семи, и раскинулась деревня Починки. Здесь в 1908 году по инициативе уездного агронома было организовано своеобразное для того времени кооперативное объединение сельскохозяйственное общество. Основной задачей общества была пропаганда среди крестьян агрономической науки, подъем уровня производства полевых работ и урожайности. Этому способствовали беседы, чтения уездного агронома, внедрение в крестьянский обиход более усовершенствованных сельскохозяйственных машин и орудий.

К тому времени единственной техникой у крестьян был одноконный деревянный плуг с железным лемехом да деревянная борона с железными зубьями. Так что многие работы - сев, жатва, молотьба, веяние - производились вручную. Правление общества явно не справлялось с возложенными на него задачами, нуждалось в укреплении. На должность учителя в деревню нужен был человек, знающий сельское хозяйство, и вот выбор пал на моего отца.

Починки - два ряда домов. У каждого - приусадебный участок. Всего дворов сто. В этой деревне мы поселились всей семьей, и здесь отец прожил до конца своих дней - более пятидесяти лет.

Жизнь в деревне Починки я вспоминаю с особенным светлым чувством добра и удовлетворения. Это был замечательный период в жизни всей нашей семьи. Вскоре после переезда в деревню мы разработали небольшой участок кустарника, превратив его в пахотную землю. Через год приобрели лошадь. И вот на этой земле, а также на пришкольном участке отец установил четырехпольный севооборот с занятым вико-овсяной смесью паром и с носовом многолетних трав. На пришкольном участке, кроме того, выращивали корнеплоды - кормовую свеклу для скота. Эти мероприятия были конкретным показом крестьянам прогрессивных способов землепользования, а для школьников - примером труда на нашей далеко не плодородной супесчаной земле.

Я в то время стал гимназистом 1-й рязанской мужской гимназии. Учился хорошо. Но жизнь в городе казалась мне ограниченной, поэтому на каникулы приезжал домой и летом с удовольствием пахал, бороновал, сеял, косил траву, сушил сено, жал рожь, молотил на гумне цепами, веял зерно, выучился уходу за лошадью, коровой. Труд на земле - тяжелый, но полезный труд на вольном воздухе - был источником здоровья нашей семьи и благодарного отношения, любви к природе.

С тех пор прошло уже более полувека, а запомнилась мне эта лесоустроительная работа на родной земле, которую немало исходил и изъездил. Я и сейчас покажу бывшую лесосеку по дороге от Горьковского шоссе на железнодорожную станцию Монино, которую отводил купавинцам в 1918 году. Но тогда мог ли я подумать, что именно в этом лесу, принадлежавшем когда-то владельцам фабрики "Бабкины сыновья", через десять лет будет военная академия, городок для слушателей, куда я вернусь уже доктором географических наук, профессором, одним из первых открывателей неведомых воздушных трасс, которым рабоче-крестьянская республика доверила пронести красные звезды на крыльях к чужедальним странам...

Нахлынувшие

воспоминания без остатка смывает темнота ночи. Поезд мчит нас к столице Соединенных Штатов - Вашингтону. Позади уже Ванкувер, Портленд, Окленд, Сан-Франциско, Чикаго. Всюду безудержная спешка, царство бега, нескончаемого шума. В Америке, кажется, вся жизнь несется, как наш поезд, пролетающий с металлическим лязгом по мостам воздушной дороги. И первое впечатление - здесь все напоказ, чтобы ошарашить, раздавить приезжего необычайным видением мощи, размаха, миллионов. И над всем величием американская одинаковость. Все производится сериями: города, одежда, ходячие идеи массового употребления. Все рассчитано на многомиллионного потребителя, читателя, зрителя. По данному плану, будто бы прямо с модной картинки, выбрасываются на рынок 500 тысяч безупречно схожих шляп. В один прекрасный день все, как по команде, насадят их себе на голову. Сразу же строится тысяча домов - точно по одной форме отлиты, и в них многие тысячи людей. Не отличишь одного от другого, на первый взгляд меньше разницы, чем в шляпах: та же работа в конторе, та же резинка во рту после обеда, с той же вечерней газетой столкнутся у входа в один из десятков кинематографов, все равно у которого, ведь один и тот же фильм демонстрируется во всех кинотеатрах, принадлежащих какому-нибудь тресту. Поговоришь с ними - одинаковые слова, схожие мысли, все наполнены одной и той же духовной начинкой. Оказывается, не только продукты массового потребления вырабатывает Америка, но и массовое производство умственного штампа, выбрасывание на рынок человеческих серий, в которых выучка, пресса и общая нивелировка раз установленного строи исправили или уничтожили досадные отличия беспокойной оригинальности.

Но вот и Вашингтон.

Город расположен недалеко от Атлантического океана, примерно на той же широте, что и Константинополь. Климат здесь влажный, жаркий. Летом бывают частые грозы и ливни, после которых снова наступает солнечная погода.

Конечно, и Вашингтон - Америка, но не та Америка - кричащая и ошеломляющая числами и этажами. Здесь архитектура не давит и не глушит: линии столичных зданий тут словно дышат некой державной благопристойностью, благолепием. Величественный Вашингтон заботился о том, что презренно в деловой Америке: об эстетике. Это единственный город выдержанного стиля. Правда, есть в этом стиле какая-то чужеземностъ, искусственность: недаром по римскому образцу построен необъятный Капитолий - вместилище сенаторов и депутатов, памятник президенту Линкольну - дорический храм, и древнегреческие портики ведут в мраморное казначейство. Он все заимствовал со стороны, этот самый европейский из американских городов, - и только циклопические камни его строений, только пышный размах его перспектив опять напоминает о Новом свете.

Он немного чопорен, этот город американских владык и иностранных послов, холодком державности веет от его домов с зеркальными окнами, он хочет быть аристократом среди бешеных выскочек своей страны. Не хватает ему, правда, своей аристократии: титулы большинства знатных обитателей Вашингтона занесены не в геральдические книги, а в банковские рисконтро, и неизменный герб их - решетка долларовой монеты.

Если пройти днем по улицам Вашингтона, у всех тротуаров тысячи пустых автомобилей ждут своих владельцев, работающих в правительственных учреждениях или совершающих хождения по мукам и кругам бюрократического чистилища.

Отсюда управляют. Здесь издают законы и подписывают договоры в Большом зале Белого дома. Здесь в самой большой типографии мира печатаются синие доллары, паспорта с государственным гербом и марки с портретами Вашингтона. Отсюда из министерств и департаментов посылают распоряжения, правила, увещевания от океана до океана. Отсюда исходят электрические волны, зажигающие страсти партий и честолюбие вождей, здесь за власть борются тресты и организации, здесь разрабатывают ходы и гамбиты, которые от севера до юга и с востока на запад повторяют миллионы пешек. Отсюда правят державой и завоевывают мир потомки квакеров, еретиков и революционеров.