В полночных звёздах правды нет. Избранное

Киплинг Редьярд Джозеф

Арифметика границы

Солдата лет, наверно, семь У нас готовят, чтобы дале Его, на страх и вся, и всем, Послать в губительные дали, Где он поймёт, прибыв едва, Сколь верно: «Всяка плоть – трава!» Три сотни фунтов тратим в год На то, чтоб мозг приставить к телу И подготовленный народ Приставить к воинскому делу. А результат? О том без врак Пускай расскажет битый враг! Солдат в две тысячи казне Английских фунтов обойдётся. Джез'aйль [4] в афганской стороне За десять рупий продаётся. Один дешёвый «трах-бабах», – Солдат – убит, расходы – в прах! Какой там, Господи, Евклид! Какие, к чёрту, постулаты! Уж если пуля прилетит, Любые траты ей не святы: Солдат бессилен дорогой Перед дешёвкою такой! Закончил Оксфорд? Ну, балбес! А ты, дурак, закончил Итон? Но у Афганца – перевес: Ведь он в невежестве воспитан, И всех магистров-докторов Он режет ночью, будь здоров! Набили целый пароход Таких, кто учен-переучен. Афганец выступит в поход, Наукой лишней не замучен. И потому стреляй, не мажь: Здесь дёшев – он, здесь дорог – наш!

4

Джез'aйль – туземное гладкоствольное ружьё.

Песнь женщин. Фонд медицинской помощи индийским женщинам, основанный леди Д'aфферин [5]

Как ей услышать женщин благодарных? Повсюду – стены, леди – далеко, А

зазывал бесчисленных базарных Перекричать нам, бедным, нелегко. Пускай же ветер мартовский задышит И леди до отъезда нас услышит. Пускай в местах, что леди посетила, Успеет он хоть кратко побывать: Там леди благородная явила Любви и милосердья благодать И повторила на четыре света, Что предложить способна только это. Болели мы, немея от печали, И только слёзы капали из глаз. Пусть извинит за то, что мы молчали, Пусть извинит не завтра, а сейчас: Увидев свет, мы, словно вечной ночи, И малой тучки вытерпеть не в мочи! Над нами совы мудрые кружили, Светила нам печальная луна. Ах, наши детки так недолго жили, Недолго улыбалась им весна. Пусть горькую не раз мы пили чашу, Мы помним благодетельницу нашу! Во дни, когда молились мы, рыдая, И Боги равнодушны были к нам, Она трудилась, рук не покладая, Наперекор суровым временам. Пусть ей за всё воздастся в полной мере Здесь, на Земле, и там, в Небесной Сфере! Пред нею смерть в испуге отступала, Болезни отступали второпях. Кто смеет утверждать, что это мало? Ведь если это так, – ничтожный прах Собою представляет триединство, Где жизнь и смерть, а также – материнство. Неси же, ветер, ей слова привета, Лети вперёд, – мгновеньем дорожи, И благодарность вознесут за это Тебе простолюдины и раджи, А спелая индийская пшеница Тебе с благоговеньем поклонится. Лети вперёд, – по морю и по суше, Лети туда, где не бывали мы. Тебе мы доверяем наши души, Что эта леди вызвала из тьмы Ты ей скажи: покуда живы будем, Мы дел её великих – не забудем!

5

Леди Д'aфферин (1843–1936) – супруга вице-короля Индии. Д'aфферин, Фр'eдерик Темпл Х'aмилтон-Темпл-Блэквуд (1826–1902) – видный британский дипломат. Занимал пост вице-короля с 1884 по 1888 гг.

L’Envoi [6] к «Департаментским Песенкам»

Священный Алтарь подымил и угас. Цветы у подножья завяли. Богиня давно отвернулась от вас И к вам повернётся едва ли. Тогда для чего же и ныне, как встарь, Вы жертвы несёте на хладный Алтарь? «Мы знаем о том, что гробница пуста, Что мы неугодны Богине, И всё же с гирляндами в эти места Мы ходим и ходим доныне. Богиня – не с нами, но всё-таки дым, Как прежде, курится над местом святым. И хор наш, как прежде, молитву поёт. И рвеньем, и пеньем прельщённый, Когда-нибудь, может, до нас снизойдёт Господь всеблагой, восхищённый. И будет Он с нами, и будем мы с Ним, Пока мы Богиню и молим и чтим!»

6

L’Envoi – (франц.) Послание.

Секстина царственных бродяг

Короче, перепробовал я всё И всё узнал, что показал мне мир. Короче, понял я, что хорошо На месте не засиживаться век. Вглядись же в мир вокруг себя, как я, Покуда не пришёл всему конец. Не всё ль равно, где нам придёт конец? Дай Бог здоровья поглядеть на всё. Мир изнутри сумел увидеть я, Людей, что для любви явились в мир. Всяк ловит шанс, но нет его – и век Мы лицемерим: «Вот и хорошо!» В кредит ли, в руку, – всё нехорошо. Смирись, привыкни, а не то – конец. Сожжёшь и без того короткий век. Не лезь в пророки и наплюй на всё. Клюй помаленьку, что ни бросит мир, И не мечтай о большем, – будь, как я. Чего ж, Господь, не сделал в мире я? В любой момент я делал хорошо Любое дело. Та к устроен мир: Того, кто бьёт баклуши, ждёт конец. Но смысла нету – нету, вот и всё! – Одним и тем же заниматься век. В мозгу свербело, – так что не навек То тут, то там устраивался я. Но как-то разом обрубил я всё, И с той поры мне стало хорошо. Бродяга ветер из конца в конец Со мною исходил широкий мир. Напоминает книгу этот мир, В которой ищешь истину весь век И думаешь порой: «Когда ж конец?» И, торопясь, листаешь ты, как я, Считая, что и то уж хорошо, Коль долистать успеешь это всё. Благословен сей мир! Когда же я Почую: прожит век – и хорошо, Я встречу свой конец, приемля всё. 1896

Греческий национальный гимн

Свобода – ты чудо Страны полумёртвой. Здесь памятны всюду И меч твой, и взор твой. Кровавые реки – Святое отмщенье. Приветствуют греки Твоё возвращенье! Героя ждала ты С мечтой голубою, Чтоб место, что свято, Заполнил тобою. Но тень тирании Царила всевластно, И виды иные Мы видели ясно: В слезах твои вежды, Горька твоя чаша, Кровавы одежды, И кровь эта – наша. Но, с рабской судьбою Смириться не в силе, Мы будем с тобою Иль будем в могиле. Кровавые реки – Святое отмщенье. Приветствуют греки Твое возвращенье! 1918

Надломленные люди [7]

Из-за всего, что в тайне мы храним. Из-за всего, что души полнит страхом, Из-за начала, бывшего благим, Из-за конца, отмеченного крахом, Из-за того, что шкура дорога, А наше не навек уснуло лихо, Мы от закона бросились в бега И здесь осели – скромненько и тихо. Мы с родиной расстались второпях, Последний взор слезой не отуманя. Народ нас обвинял во всех грехах, Толкуя о подлоге и обмане. Был океан пред нами распростёрт. Он тешил нас, обиженных жестоко. Мы двинулись в Кальяо – славный порт! – Оставя сзади дартмурские доки. Стенанья вдов, рыдания сирот: «Верните нам хотя б процентов десять!». За них тогда вступился целый флот. Нас выследить хотели и повесить. Там до сих пор не стих скандальный гром, И на поимку не теряют виды. И это – христиане, что добром Должны бы воздавать за все обиды! Благословенны эти острова, Где вас не ждёт судебный исполнитель. Да будет век республика жива, Что нам теперь – охрана и обитель. Вопросов глупых здесь не задают, Зато надёжно на ноги поставят. В работный дом здесь женщин не сошлют И на панель здесь женщин не отправят. Полуденной объяты тишиной Здесь церкви, рынки, улицы и парки. Фонтан бормочет сонно в летний зной. Прохожие не мечутся в запарке. Весь город, погружённый в сон дневной, Пересекают юкки палисады [8] , А в сумерках здесь бриз береговой Приносит в город свежесть и прохладу Дни напролёт – ни облачка, ни гроз, И синь чиста, что слёзы богомольца. Перебивает ладан запах коз, Позванивают мулов колокольца. Дни напролёт нас море стережёт От тех, кто нам вчинил когда-то иски. Раз в месяц мы встречаем пароход, Что к нам приходит с почтою английской. У трапа вас, как дорогих гостей, Мы выпивкой встречаем даровою. Британцы мы, но здесь мы без затей, И вам от доброхотов нет отбою. Мы вас в колясках в город отвезём, Покажем всё, не упустив ни крохи, Но к вам на пароход мы не взойдём: Там – Англия, а с нею шутки плохи. Мы в Англии бываем по ночам, Где светится дворец, как подожжённый, Где лорды к танцу приглашают дам, А дамы – наши дочери и жёны. Мы счастливы – но Что-То нас гнетёт, Мы счастливы – но Что-То нас тревожит, И это Что-То образ обретёт, Как только явь забвенье превозможет. Дай воздуха, Господь, хотя б глоток, Которым соотечественник дышит! Столица – кэбы – грязевой поток – Пусть эти звуки вновь у нас услышат! О города, чья слава так бледна, О

улицы, где места нет надежде, Как наш лорд-в'aрден? [9] Жив ли старина? Белы ли скалы Дувра, как и прежде? 1902

7

Стихотворение – рассказ авантюриста, который, заду мав поправить свои дела, устроил мошенническую аферу. Од нако, он и его сообщники были разобла чены, и, едва уйдя от расправы, все – с родными и близкими, – сбежали в Южную Америку, в Перу.

8

Юкка – древовидное вечнозелёное растение.

9

Лорд-в'aрден (у'oрден) – губернатор Пяти портов (портовых городов в графствах Кент и С'yссекс).

Баллада о «Кламфердауне»

Первоначально баллада была написана для «Сент-Джеймс Газетт» в качестве откровенной пародии на письмо некоего корреспондента, который, судя по всему, полагал, что в будущем войну на море будут вести по старинным боевым правилам, установленным ещё при Нельсоне, включая взятие на абордаж и тому подобное. Случайным образом балладу с самого начала восприняли как серьёзный газетный отклик – и даже, если память мне не изменяет, положили на музыку, сделав из неё кантату. Сегодня, в отличие от всех прежних публикаций, я впервые раскрываю историю создания баллады.

(Редьярд Киплинг – в полном, каноническом собрании поэтических произведений, изданном в 1940 г., после его смерти.) Наш боевой корабль «Кламфердаун». Врага в Ла-Манше – разгромить и сжечь. В пространствах металлической утробы Задраены все люки были, чтобы Солдат морской пехоты поберечь. Здесь в сотню тонн – орудья носовые, Здесь на корме – орудья в сотню тонн. Разбиты рёбра, смяты переборки, Ослабли скрепы, выбиты подпорки. Налево – брань, направо – смертный стон. Наш боевой корабль «Кламфердаун», А лёгкий крейсер – неприятель наш. Он с пушкой Гочкиса, он с быстрым ходом, Во избежанье близких встреч с народом, Что сатану возьмёт на абордаж. Как на ученьях, словно по мишени, Враг начал бой с дистанции семь миль. Два точных залпа было в ходе боя. Орудье наше сникло носовое, Как лилия, которой свет немил. «Вон – плавится орудье носовое, Качается кораблик, словно пьян. На час, на два – затихнуть, оклематься И наскоро, где можно, залататься». «Добро. Согласен», – молвил капитан. Дистанция – одна морская миля. Пальнул противник, как в утиный клин, И дёрнулось орудье, как на дыбе, И в кормовой бронированной глыбе Механику заклинило… Ну, блин! «Пар поступает в башню кормовую. Там находиться – силы больше нет: Питающие трубы разорвало. Что делать, капитан?» – И прозвучало «Держитесь, сколько сможете», – в ответ. Наш боевой корабль «Кламфердаун» Внезапно развернулся. От врагов – Огонь и смерть. Лишь белый кит сразиться C акулой, что зовут «морской лисицей», Так мог бы у полярных берегов. «Как часто здесь ни падают снаряды, Мы падаем здесь чаще, капитан. Но умирать, в глаза не видя смерти, Глаза врагов не видя в круговерти, Не в правилах у нас, у англичан!» «Мы прямо на противника дрейфуем, И я лишь попросить тебя могу Орудием, где пар невыносимый, В честь Англии, в честь родины любимой, В последний раз ударить по врагу!» Наш боевой корабль «Кламфердаун» Ударил храбро, словно древний кельт, Однако, пояс от кормы до носа – Без броневых щитов. Как от поноса, В стрельбе затрясся вражий «Норденфельдт». «В нас, капитан, палят неудержимо, И всё трудней удары отражать. Шрапнель врага в пустых отсеках рвётся: Весь уголь – вышел… Что нам остаётся?» И капитан ответил: «Так держать!» Наш боевой корабль «Кламфердаун» Закончил дрейф, отважен и упёрт. Замолкла навсегда орудий пара, И мы – в потоках крови, в клубах пара – Сошлись-таки с врагами борт о борт! «Нам, капитан, враги кричат “Сдавайтесь!” Вам – сдать ваш кортик». – «Нет, каков кураж! Желают стали? Стали здесь до чёрта! Сцепляемся вдоль вражеского борта И – сабли вон – идём на абордаж!» Наш боевой корабль «Кламфердаун» Исторг наверх четыреста солдат. Обварен всяк, но взор сверкает орлий, У каждого кипит проклятье в горле, У каждого в душе – кромешный ад. Очистили корабль от хозяев, Всем мольбам о пощаде вопреки. Все – голые по пояс, босоноги, И все в тот день сражались, словно боги, Как Нельсона сражались моряки. Ушёл над дно подбитый «Кламфердаун», Ушёл на дно, но прежде взял реванш, Ушёл, подбитый, одержав победу, Ушёл к треске и к угрю-трупоеду И не загромоздил собой Ла-Манш. Команда «Кламфердауна», – с победой! Таким парням – ни сгинуть, ни сгореть! Захвачен крейсер в мужественном споре, Соперник давний снова сброшен в море. – Так было – есть – так вечно будет впредь! 1892

Крейсера

Мамаша – Фрегат, что в морской заварушке, Линкоры вела на британские пушки, И мы, её Дочки, спешим поскорее Врага навести на свои батареи. Мы служим приманкой, мы служим в конвое. Идём по ночам и берём за живое, Как шалые девки ретивого сорта, Что встретят матроса у каждого порта. Шпионки, мы в гонке за нашим клиентом. В финале – догнали и сдали моментом, И – в полную мощь бронированных грудей – Вступают хоралы британских орудий! На море купчина кручины не чает, Не чает, покуда сестёр не встречает. И мы окружаем его, легкоума, И груза лишаем без лишнего шума. Наш флот – что-то вроде разинутой пасти. Мы будим в противнике страсти-мордасти, И пасть замыкается грозно и разом, И поздно включать осторожность и разум! При этом, Фрегата проворные Дочки, Мы действуем живо и без проволочки: На берег одна с донесеньем несётся, Другая следить за врагом остаётся. Там – горы, долины и дождик унылый. Здесь – мы собираем наличные силы, Здесь – кружимся в танце всё снова и снова На плавной округлости шара земного. Слепит нас луна, что сверкает и блещет, Слепит нас волна, что бежит и трепещет, Но сходимся, сёстры, железной оравой В стихии, кипящей и слева, и справа. Как девушки, ждущие выход невесты, Смеются, разносят последние вести, Так рядом со смертью друг дружке мы вторим, И каждая каждой сигналит над морем: «Что видишь? Сигналы иль молний разряды? Что слышишь? Гром Божий иль гром канонады? Что – что опознала? Тяжёлые тучи Иль дым над армадой – враждебной, могучей?» Врагу постоянно мы путаем карты, Туманны-обманны здесь финиши-старты, Но по окончании наших прелюдий Вступают хоралы британских орудий! Кончается мир – веселеют ребята: Законы, над нами висевшие, сняты. И в водах прибрежных, и в море открытом Нет удержу нам, Дочерям знаменитым! 1899

Песня во время шторма

Держись! Мятежные моря – На нашей стороне, Хоть рея – прочь – и якоря Остались там, на дне. Не войны, брат, а волны, брат, Бросают нас на бой, Но славен Рок, что дать урок Берётся нам с тобой: Средь наших бед – или побед, – И обретений, и пропаж. Игра – это больше, чем игрок, Корабль – это больше, чем экипаж! Уходят волны в полный мрак, Мерцая и спеша, И говорит любой моряк: В них тоже есть душа, Они – наш враг; британский флаг Врагу не нутру. Но славен Рок, его урок На штормовом ветру: Средь наших бед – или побед, – И обретений, и пропаж Игра – это больше, чем игрок, Корабль – это больше, чем экипаж! Держись, хоть ветер и волна В сраженье против нас Мощней удары – и сполна – Имеют про запас. Идем вперёд, не сбавив ход, Волне наперекор, Прославим Рок, – и пусть урок Поддержит звёздный хор: Средь наших бед – или побед, – И обретений, и пропаж Игра – это больше, чем игрок, Корабль – это больше, чем экипаж! Вот мачта рухнула; теперь Решай, как поступить, Но знай: потеря из потерь – Вернуться, отступить. Взыграйте ж, горны, меж Чертей И океанским дном, Прославим Рок, что, дав урок, Нам скажет об одном: Средь наших бед – или побед, – И обретений, и пропаж Игра – это больше, чем игрок, Корабль – это больше, чем экипаж! Держись, хоть нету сил уже, И небо всё в слезах, И на последнем рубеже Слабеем на глазах. Пока Приказ и Служба нас Удерживают здесь, Прославим Рок, что дал урок И повторил нам днесь: Средь наших бед – или побед, – И обретений, и пропаж Игра – это больше, чем игрок, Корабль – это больше, чем экипаж! 1914–1918