В полярной ночи
Шрифт:
— Вызвать его сейчас же ко мне!
Янсон в это время болтал в столовой со своими обычными соседями по столу — Лешковичем и Седюком. Темой беседы была неизвестная радиограмма, полученная утром Сильченко из Москвы. Янсон утверждал, что телеграмма эта очень важна — Сильченко целый час сидел запершись, затем вызвал Дебрева и Караматина. В телеграмме может быть только одно — строжайшая накачка. Темой накачки, очевидно, является серная кислота и цемент.
— Ручаюсь, что главк выносит Сильченко выговор за плохое состояние дел с этими материалами, — говорил Янсон. — Признавайтесь: о чем вы разговаривали вчера с Дебревым?
—
— Вот видите. У Ахмуразова он спрашивал, будет ли такое время, чтоб печь выдавала цемент в достаточном количестве и хорошего качества, — сам Ахмуразов мне звонил. Потом — его лицо. Я еще не видел у Дебрева такого лица, как после совещания у Сильченко.
— Бешеный? — равнодушно спросил Седюк, мало интересовавшийся болтовней Янсона.
— Хуже. Дьявольски спокойный. Каменная неподвижность. Я вам говорю, это еще страшнее, чем все его крики и ругань. — И, энергично набрасываясь на поданный ему суп, Янсон окончил свои изыскания новым утверждением: — Вечером ждите очередного разгона, на этот раз главную роль будете играть вы с Ахмуразовым.
— Ну, из меня сейчас много не выжмешь, — пробормотал Седюк и поинтересовался: — А как идут дела у Ахмуразова?
— Не идут, а плывут, — поправил его Янсон. — Дела плывут по течению волн. Сегодня поступает хороший известняк — он выдает кое-как хороший цемент. Завтра карьеры отгружают ему навоз со снегом — он снег вычищает, а из навоза пытается сделать конфетку. Ничего у него не выходит и ничего не выйдет. Будет сто лет биться — дела не получится.
Лешкович возмутился:
— Ты забываешь, Ян, что наш цементный цех выдает в два раза больше цемента, чем месяц назад! Выпуск продукции непрерывно растет.
— Ну и что же? — с насмешкой откликнулся Янсон, — Щенок тоже непрерывно растет, но до быка ему не дорасти. В два раза больше! А требуется в пять раз больше. Я тебе скажу вещь, которая тебя потрясет: чтоб наладить в Ленинске производство цемента, нужно предварительно решить квадратуру круга. Что вы так на меня уставились?
— Нет, температура нормальная, — озабоченно сказал Лешкович, дотрагиваясь до лба Янсона.
— Именно, квадратуру круга, — хладнокровно повторил Янсон. — Почему Ахмуразов выдает мало цемента и плохого качества? Потому, что у него сырье плохое. Почему он принимает плохое сырье? Потому, что боится провалить план. А почему ему наваливают плохое сырье? Да потому, что он его принимает! Вот вам круг и замкнулся. А если бы он разок вывалил в отвал всю продукцию карьеров и сорвал бы не только свой, но и их план, они сразу взвыли бы. Настоящего цемента в Ленинске нет и не будет — это мое мнение.
Его разглагольствования были прерваны прибежавшим курьером, передавшим требование Дебрева прибыть немедленно. Янсон встал и с сожалением посмотрел на стол. Он попросил Седюка:
— Михаил Тарасович, задержитесь немного: тут мне принесут второе и компот, вы посмотрите, чтоб уборщица не смела вместе с сором.
У Лешковича от перенапряжения последних дней пропал аппетит, он поковырялся в своем гуляше и спокойно вывалил остатки в тарелку Янсону.
— Ничего страшного, — ответил он на удивленный взгляд Седюка. — Ян обращает на свою еду внимание только в том случае, когда порция меньше положенной. Если у вас останется, тоже валите ему в кучу, он ругаться не будет.
Янсон
— Не тяни кота за хвост, Ян, выкладывай: что случилось? Наводнение в диспетчерской? Приближается новая пурга? Рассыпалась гора Граничная?
— Ничего особенного, — ответил Янсон, принимаясь за третье. — Верховное начальство снимает Ахмуразова и назначает меня вместо него, Дебрев спрашивал моего согласия. Он требует в этом месяце удвоенное количество цемента, а высококачественного в три раза больше, чем теперь выдается.
Лешкович пронзительно, по-мальчишески, свистнул на всю столовую.
— Ты, конечно, отказался от этого предложения, Ян? — осведомился он коварно. — Ты честно заявил, что наладить производство цемента — это все равно, что решить квадратуру круга? Ты прямо предупредил, что настоящего цемента в Ленинске нет и не будет?
Янсон взглянул на Лешковича с презрительной жалостью.
— Запомни раз и навсегда, Валерьян, — отчеканил он. — Янсон может отказаться от задач глупых и никчемных, но никогда не откажется от задачи трудной. Какой это дурак болтает здесь, что в Ленинске не будет настоящего цемента? Цемент будет — хороший и в требуемом количестве. Вопросы имеются?
15
Дебрев по телефону рассказал Седюку о радиограмме Забелина и о том, какое решение было принято на совещании у Сильченко.
— Караматин теперь за тебя горой! — порадовал он Седюка. — Но скрывать не буду — настроение у всех у нас неважное. Я ночь не спал, все думал о твоей проклятой кислоте. Думаю, остальным тоже было не до сна — представляешь ответственность? Теперь не смей ни на что другое отвлекаться! Назарову я запретил беспокоить тебя даже телефонными звонками. Каждый день докладывай, как идут дела — не слезу с тебя.
Подстегивания Дебрева были излишни. Седюк давно уже ни о чем другом не думал и ни на что другое не отвлекался. Даже посторонние замечали, как сильно он переменился. Он ходил мрачный, не шутил, не смеялся, раздражался по пустякам хуже Киреева. Занятия в учебном комбинате он забросил, рассерженная Караматина вызвала его к телефону, он грубо отрезал, что ему не до уроков, пусть заменят его другим преподавателем. Она заспорила, он бросил трубку. В этот же день он поссорился с ней по-настоящему. Не предупредив, она приехала для объяснений в опытный цех и попала в неудачную минуту, когда опять раскрывали контактный аппарат. Она расчихалась и задохнулась, Киреев в испуге кинулся к ней, увел Лидию Семеновну в свой кабинет, смахнул с дивана все книги, совал ей спирт, разведенный в молоке, — средство это рекомендовалось при отравлении газами. Лидия Семеновна наотрез отказалась от отвратительной смеси, и видом и цветом напоминавшей мыльную эмульсию, и накинулась на Седюка. По ее словам, все было скверно. Мало того, что сам Седюк отказывается от занятий, он еще вгоняет в чахотку ее учеников. Яков вечерами сваливается на кровать, как труп, у него от сернистых газов пошла кровь носом, он потерял аппетит, отвратительно учится. А Най снова впал в уныние и мечтает о тундре. Она хочет знать: кто давал обещание поставить их на хорошую работу? Ведь ничего хуже того, что им досталось, нельзя и придумать.