В постели с Кинг-Конгом

Донцова Дарья

– Стал челноком? – поразилась я.

– Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда… – процитировал Вадим Анну Ахматову. – Вот я, например, понятия не имею, где поэт берет строчки. А про челноков могу рассказать.

Это тяжелое, в прямом и переносном смысле слова, занятие, к тому же опасное. Человека с клетчатыми сумками ощипать стремились все: таможенники, пограничники, производители товара, перевозчики, налоговики. Кое-кого из коробейников убивали, сажали в тюрьмы, грабили, ломали морально. Антон выстоял, подружился с китайцами, наладил контакт и с российской стороной.

У рафинированного юноши, обожавшего симфоническую музыку, классическую литературу

и никогда не употреблявшего нецензурной брани, открылись новые таланты. Алферов мог не спать по трое суток, питаться странной китайской едой, тащить на горбу и в зубах с десяток баулов, виртуозно материться, отбивать на вещевом рынке лучшее место, а еще в нем проснулся хитрый интриган, способный плести сложные многоходовые комбинации, чтобы подобраться к дешевой партии товара. Иногда, глядя на свое отражение в зеркале, Антон удивлялся: ну куда делся математик Алферов, который некоторое время назад не мог самостоятельно купить хлеб в булочной и никогда не ездил в метро, потому что в подземке дурно пахнет? Как бы отреагировал тот Антоша, узнав, что в скором времени он преспокойно будет есть лапшу из картонного стакана, сидя на баулах в помещении склада, забитого полуголыми китайцами, потными российскими бабами-челночницами, и лениво швырять в шныряющих вокруг огромных крыс мелкие камушки, поднятые с пола? Тот Антоша упал бы в обморок? Кинулся под крыло к папе? Помчался под горячий душ, а затем к врачу? Может, и так. Но отец умер, дома его ждала больная мать, которой требовалось хорошее питание и дорогие лекарства. Рассчитывать было не на кого, при таком раскладе крысы значения не имели, китайцы воспринимались как жуликоватые партнеры, а бабы – одновременно как конкурентки и коллеги. Алферову хотелось выжить, он выстоял и взобрался на вершину успеха.

Глава 10

Через полтора года у Антона было четыре точки на разных рынках, и он освоил вдобавок итальянское направление. В Китай теперь мотался нанятый им челнок. Антон решил, что Милан все же лучше, хотя, по сути, итальянцы мало чем отличаются от граждан Поднебесной.

Еще через год ларьков стало больше, и Алферов узнал, что в Америке, заваленной товарами, есть центры, куда торговля сваливает остатки, не реализованные даже через сток и дискаунт-системы. Судьба этих шмоток – сгореть на мусороперерабатывающем заводе. Антон сообразил, что наткнулся на золотую жилу, забыл про Китай, закупил у штатников трейлер, набитый мешками вещей, и доставил груз в Москву. Лучше вам не знать, за сколько долларов бизнесмен приобрел этот груз. Повторяю, долларов, слова «сотни» и «тысячи» здесь неуместны.

В Москве нанятые узбечки молча привели непотребство в порядок, отгладили, отпарили, пришили пуговицы. И Алферов открыл магазин с названием «Альфа Бета». Почему именно оно пришло ему в голову? Ответа нет. Вероятно, сказалось образование математика.

Бизнес пошел в гору. Американские тряпки были немодными, но кто в России тогда, в самом начале девяностых, разбирался в брендах? Кто мог заявить: «В наступающем сезоне актуален цвет палой листвы»? Наши неизбалованные мужчины и женщины хватали не только «палую листву», с полок-вешалок сметались любые изделия, к тому же платья-юбки-блузки, сшитые за океаном, были лучшего качества, чем китайские, и среди них попадалась продукция известных модных домов.

Одновременно с деньгами пришло и личное счастье. Антон женился на Ларисе, у них родился Женя, жизнь казалась радужной, ее омрачила лишь смерть матери Антона.

– Когда врачи определили, что у его сына очень больное сердце, Алферов владел сетью магазинов по всей России и странам ближнего зарубежья. Времена изменились, в крупных городах

появились представительства фирм с мировыми именами, люди читали глянцевые журналы. Но вот вопрос: кто мог себе позволить пальто стоимостью в годовую зарплату рядового россиянина? Сеть «Альфа Бета» процветала, Алферов постоянно расширялся, открывал магазины, издавал свой модный журнал, устраивал конкурсы красоты, спонсировал программы на телевидении и радио, раздавал призы, подарки, занимался благотворительностью и богател с каждой минутой.

– Капа в мужском обличье, – пробормотала я, – та тоже устроила конкурс красоток, до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю про старика Груздева [Лампа вспоминает события, описанные в книге Дарьи Донцовой «Королева без башни», издательство «Эксмо».].

Вадим меня не услышал.

– Но, одаряя вас деньгами, судьба непременно что-нибудь отнимет. Антон Евгеньевич не смог спасти сына, – печально завершил он рассказ.

Из глубины квартиры внезапно раздался грохот и женский взвизг:

– Картина!

Рукин поднялся.

– Простите, я сейчас вернусь.

– Конечно, – кивнула я.

Хозяин поспешил в коридор, судя по причитаниям, которые доносились до моих ушей, со стены свалилось полотно в тяжелой раме.

Сидеть в одиночестве мне пришлось недолго, в просторную кухню-столовую вошла немолодая горничная в черном платье.

– Желаете еще чаю?

– Спасибо, уже напилась, – улыбнулась я.

– Может, покушаете? – радушно предложила прислуга. – Салатик? Мясное суфле? Запеченные баклажаны с брынзой и сыром?

– Наверное, это очень вкусно, – поддержала я беседу.

– Давайте положу? – обрадовалась домработница. – Жарю их исключительно на оливковом масле. Вот, понюхайте!

Последние слова удивили меня.

– Понюхайте, – повторила женщина, протягивая мне листок бумаги.

Я взяла клочок. «Он вам правду не скажет. Магазин «Двор». Второй этаж. Кафе «Веселая цыпа». Через час».

– Ну как аромат? – громко поинтересовалась прислуга.

– Восхитительный! – во всю мощь легких произнесла я. – Обожаю баклажаны!

Горничная сунула бумажку в карман и со скоростью, которой трудно было ожидать от дамы пенсионного возраста, ринулась к холодильнику, вытащила красную чугунную утятницу, зачерпнула оттуда ложкой горку овощей, плюхнула на тарелку, поставила передо мной и шмыгнула в коридор.

Я уставилась на тарелку. Выглядит не очень аппетитно, мне кажется, что запеченные овощи лучше подавать горячими. И тетушка не дала мне вилку.

– Вижу, Тамара уже тут побывала, – усмехнулся Вадим, возвращаясь в столовую, – ну что с ней делать? Сто раз говорено: Тома, не работай Демьяном, но моя экономка басни Крылова не читала, про Демьянову уху не знает. Впрочем, повариха она отменная. Ба, а где столовые приборы? Тома!

– Бегу, – закричали из коридора, и снова раздался грохот.

– Картина! – завопило визгливое сопрано.

Я встала.

– Спасибо за беседу, извините, что отвлекла вас от дел.

– Я приобрел красивый пейзаж, – неожиданно сказал Вадим, – в прекрасной резной дубовой раме. И что бы вы думали? Он уже в который раз сваливается со стены!

– Перевесьте в другую комнату, – посоветовала я, – иногда произведения искусства демонстрируют норов. Мой отец собирал живопись, у него случилась похожая история, он приобрел изумительный портрет кисти Рокотова [Федор Степанович Рокотов (1735 – 1810) – художник-портретист.], и тот с завидным постоянством плюхался на пол. Папа переместил его в спальню, там картина и осталась. Отец говорил, что портрет раздражали бордовые с золотом портьеры в его кабинете, а мама злилась, потому что эти занавески купила именно она.