В присутствии врага
Шрифт:
— Конечно нет. Господи боже, ей же всего десять лет. Ив никогда ей не говорила.
— Вы уверены в этом?
— Разумеется, я не могу быть уверен. Я опираюсь только на то, что сказала мне Ив.
— А вы ни с кем не делились? Вы женаты? Жене не рассказывали?
— Я ни с кем, — твердо ответил газетчик, проигнорировав два других вопроса. — Ив утверждает, что она тоже никому ни словом не обмолвилась, но она могла обронить какой-то намек. Должно быть, она что-то сказала человеку, который имеет на нее зуб.
— А на вас никто зуба не имеет?
Бесхитростный
— Да, пожалуй, полстраны, — признал Лаксфорд. — Но вряд ли моей профессиональной карьере придет конец, если станет известно, что я отец незаконного ребенка Ив Боуэн. Некоторое время надо мной посмеются, учитывая мои политические взгляды, но и только. В уязвимом положении находится Ив, а не я.
— Тогда зачем посылать письмо вам? — спросил Сент-Джеймс.
— Мы оба получили по письму. Мое пришло с почтой. Письмо Ив дожидалось ее дома, принесенное, по словам домработницы, каким-то человеком утром.
Сент-Джеймс еще раз осмотрел конверт. На штемпеле стояла дата двухдневной давности.
— Когда исчезла Шарлотта? — спросил он.
— Сегодня днем. Где-то между Блэндфорд-стрит и Девоншир-Плейс-мьюз.
— Денег не требовали?
— Только публичного признания моего отцовства.
— Чего вам делать не хотелось бы.
— Я готов признаться. Без большого желания, поскольку это повлечет за собой некоторые осложнения, но я готов. Это Ив не желает и слышать об этом.
— Вы с ней виделись?
— Разговаривал с ней. После этого я позвонил Дэвиду. Вспомнил, что у него есть брат… Я знал, что вы как-то связаны с уголовными расследованиями, ну или хотя бы были связаны. Я подумал, что вы сможете помочь.
Сент-Джеймс покачал головой и вернул Лаксфорду письмо и конверт.
— Это дело не для меня. Его нужно вести осмотрительно…
— Послушайте меня. — Лаксфорд не прикоснулся ни к торту, ни к кофе, но сейчас взял чашку. Сделал глоток и вернул чашку на блюдце. Кофе выплеснулся, замочив ему пальцы. Лаксфорд не сделал попытки вытереть их. — Вы не знаете, как на самом деле работают газеты. Первым делом полицейские отправятся домой к Ив, и об этом никто не узнает, верно. Но им потребуется побеседовать с ней не один раз. и они не захотят дожидаться ее отбытия в Мэрилебон. Они приедут повидаться с ней в министерство, потому что оно недалеко от Скотленд-Ярда, и, видит Бог, дело о похищении девочки попадет в Скотленд-Ярд, если мы сейчас этому не помешаем.
— Скотленд-Ярд и Министерство внутренних дел поневоле связаны друг с другом, — заметил Сент-Джеймс. — Вам это известно. В любом случае следователи не пойдут на встречу с ней в форме.
— Вы действительно считаете, что дело в форме? — спросил Лаксфорд. — Да нет такого журналиста, который при взгляде на полицейского не определил бы, кто он такой. Итак, полицейский появляется в министерстве и спрашивает заместителя министра. Корреспондент одной из газет видит его. Кто-то в министерстве готов слить информацию —
— Если вы никому не говорили, то вряд ли, — сказал Сент-Джеймс.
— Не важно, что я говорил или не говорил, — ответил Лаксфорд. — Важно то, что Ив проговорилась. Она утверждает, что нет, но, видимо, да. Кто-то знает. Кто-то затаился. Обращение в полицию — а именно этого от нас ждет похититель — послужит сигналом для оповещения газет. Если это произойдет, с Ив будет покончено. Ей придется оставить пост заместителя министра, и, боюсь, свое место в парламенте она тоже потеряет. Если не теперь, то на следующих выборах.
— Если только она не станет объектом всеобщего сочувствия, что сыграет ей на руку.
— А вот это, — произнес Лаксфорд, — особенно гнусное замечание. Что вы хотите этим сказать? Она же мать Шарлотты.
Дебора повернулась к мужу. Она сидела на кушетке перед его креслом и, легко дотронувшись до его ноги, встала.
— Мы можем переговорить, Саймон? — спросила она у него.
Сент-Джеймс видел, как она взволнована. И сразу же пожалел, что позволил ей присутствовать при разговоре. Только услышав, что речь пойдет о ребенке, он должен был выслать ее из комнаты под любым предлогом. Дети — и ее невозможность выносить ребенка — были самой большой болью Деборы.
Он прошел за ней в столовую. Дебора встала у стола, опершись сложенными за спиной руками о его полированную столешницу, и сказала:
— Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Тебе не нужно меня оберегать.
— Я не хочу ввязываться в это дело, Дебора. Слишком велик риск. Если с девочкой что-то случится, вина ляжет на меня.
— Но ведь это не обычное похищение, не так ли? Денег не требуют, требуют лишь публичного признания отцовства. И смертью не угрожают. Ты знаешь, что если они от тебя не получат помощи, то пойдут к кому-нибудь другому.
— Или в полицию, куда им и следовало пойти первым делом.
— Но ты уже занимался подобными делами. И Хелен тоже. Давно, конечно, но в прошлом у тебя был подобный опыт. И у тебя хорошо получалось.
Сент-Джеймс ничего не ответил. Он знал, что ему следовало сделать: отказать Лаксфорду. Но Дебора смотрела на него, ее лицо отражало абсолютную и неизменную веру в мужа. В его умение всегда поступать правильно.
— Ты можешь ограничить время, — рассудительно предложила она. — Ты можешь… Скажи ему, что ты отводишь на это… сколько? Один день? Два? Чтобы взять след. Опросить ее ближайшее окружение. Чтобы… начать что-то делать. Потому что тогда ты хотя бы будешь уверен, что расследование ведется как надо. А для тебя ведь это важно, правда? Знать, что все делается как надо.