В радости и в горе
Шрифт:
— На вот тебе, наконец, попрошайка ты мой, — умиленно произнесла она, поставив на стол тарелку далтоновского фарфора с консервированной кошачьей едой. На тарелке были изображены жених с невестой в рамке из золотых сердечек и такого количества цветов, что трудно даже сосчитать.
— Вот мы сейчас покушаем…
Кот-Ранее-Известный-Как-Принц благодарно потерся о ее ноги, оставляя свою шерсть на черных брюках.
— Корыстная ты душонка, — журила его Джози, ковыряя вилкой в лазанье с таким воодушевлением, на которое только способна женщина, вынужденная есть нечто, по вкусу больше всего напоминающее мокрые обои. То, что аппетит стал возвращаться к ней и что она, хоть и с трудом, но впихивает в себя
Эти звонки Дэмиена стоили ей душевного равновесия. Они вносили разлад во все, что с таким трудом понемногу выправлялось; так налетевшее подводное течение поднимает со дна осадок, хотя поверхность воды и остается ровной и спокойной. Каждый раз она собирала все душевные силы в кулак, готовясь к защите. Хотя это он решил разорвать их брак, и его совершенно не касалось, встретила ли она кого-то другого или нет. Она могла бы переспать со всей футбольной командой Англии — и надо думать, получить при этом массу удовольствия, — но к Дэмиену Флинну это уже не могло иметь никакого отношения. Она сделала глоток сухого вина; оно показалось ей слишком кислым и горчило. Даже бокал вина в одиночестве выпить было трудно. Пить одной не очень весело.
Кот-Ранее-Известный-Как-Принц вспрыгнул на стул и положил лапы на край стола. Джози тоскливо вздохнула. Этот, теперь единственный, мужчина в ее жизни благодарно муркнул — уж он-то знал, что такое жизнь (или «Кити-Кэт»). Зарывшись по самые уши в тарелку, он, как и всегда, ел, будто завтра уже не наступит.
Джози щелкнула кнопкой магнитофона. Зазвучал голос Джорджа Майкла; певец доверительно жаловался ей на несчастливую любовь. Теперь уже без слез могла она слушать слезливые излияния других, что, конечно, тоже было хорошим признаком. Это был «Небрежный шепот»: «Знает он, что виноват, шагает в танце невпопад…» Виноваты или нет, но они с Дэмиеном всегда хорошо танцевали.
Она чувствовала себя измотанной. И теперь уже бывший муж и мать высосали весь аварийный запас ее душевных сил. Ну что же, зато она сможет заснуть в самолете и не будет смотреть всякую устаревшую кинодребедень, которую смотреть можно только затем, чтобы как-то убить время. Она решительно встала, красиво — без особой необходимости — сложила салфетку и села опять. Не отрываясь от еды, кот бросил на нее взгляд.
— Вот так. Уж если кто мне дорог, так это ты. А я, кажется, солгала ему?
Кот-Ранее-Известный-Как-Принц подтвердил своим видом справедливость ее подозрений.
Глава 2
— Вы сидите на моем месте. — Джози сверилась с номером в пропуске на борт, а затем вновь посмотрела на номер над креслом.
Человек, занявший ее кресло, слушал персональный мини-плеер, энергично кивая головой, видимо, в такт музыке. А может быть, у него приступ нервного тика? Так или иначе он напомнил ей плюшевого лабрадора, обычно стоявшего на заднем сиденье в отцовском «Форде». На каждом повороте и при резкой остановке тот начинал качать своей непонятно как прикрепленной к туловищу головой. На протяжении многих лет при взгляде на эту качающуюся игрушку у нее начинался приступ морской болезни. И вот она вновь увидела того плюшевого песика, вдруг чудесным образом вочеловечившегося в ее кресле. Волосы у него были светлые и спутанные. Ей подумалось, не такого ли человека имела в виду ее мать, когда говорила о «необычной» внешности.
— Будьте добры, мэм, сядьте! Самолет вот-вот взлетит, а вы стоите в проходе.
— Но…
Стюардесса неодобрительно хмыкнула и протиснулась дальше. Очень мило. Вот на это сил у нее уже нет. Звонок Дэмиена выбил ее из
Джози слегка постучала жестким ребром пропуска по голове человеку, что сидел в ее кресле. Он взглянул на нее.
— Место. Мое место, — сказала она, многозначительно указывая на кресло, мол, «пересядьте!»
Он вынул из одного уха наушник и, рассматривая, повертел его в руке.
— Если можно, я хотел бы остаться здесь. Я люблю смотреть, как самолет отрывается от земли.
— Но…
— Почему бы нам не поделить это место и не поменяться на полпути. — Его губы скривились в улыбке, как бы говорившей: «Поиграй со мной, кинь мне мячик, а я разрешу тебе пощекотать свой животик». Будь она выпускницей школы обольщения Барбары Вудхаус, он бы с ней так не разговаривал.
— Но… — Джози колебалась. Ей хотелось сидеть у окна. Взлет и посадка были самыми опасными моментами полета, и всегда было спокойнее знать точно, долго ли придется падать, прежде чем разобьешься в случае «возникновения технических неполадок».
— Ладно, — сказала она, помедлив, чтобы показать ему, насколько ей не по душе его предложение.
— Спасибо. С вами можно дружить.
Вот уж никакого желания! Ее и так бесит, что приходится путешествовать с таким огромным багажом, который какой-нибудь чертовой голивудской кукле вроде Джоан Коллинз и не снился, — вся родня нагрузила ее подарками кузине Марте на ее предстоящее бракосочетание в Нью-Йорке. А все оттого, что родственнички прижимисты и не хотят тратиться на билет, чтобы приехать на эту свадьбу самим. Они предпочли, чтобы все эти вазы для фруктов из резного стекла, полотенца с монограммами и другие самые разнообразные предметы свадебного снаряжения, которые потом ближайшие двадцать лет благополучно пролежат у Марты в самой глубине шкафов, она тащила туда на своем хребте. Ведь если и существует на Земле девушка, у которой есть абсолютно все для жизни, так это Марта.
Да, а ведь я так думаю только потому, что сама вот-вот разведусь и у меня все это уже позади.
Человек-В-Ее-Кресле засунул наушник миниплеера обратно в ухо и опять стал дергать головой. «Очарование II», сиквел. Она уже видела клип на эту песню в исполнении Мадонны, где та приходила в экстаз от своего совершенства. Еще минута, и он ударит по своей воображаемой гитаре, выбив из нее пару-другую умопомрачительных звуков. Да, если он и дальше будет дергаться, как кукла в Маппет-шоу, то полет станет для нее пыткой.
Джози обиженно пыхтела, взваливая на плечо свою багажную сумку. Джоан Коллинз, по крайней мере, подали бы руку — какой-нибудь миньон, прихлебатель, этакий вечный мальчик из свиты. А вот ей, Джози Флинн из округа Кэмден, тридцати двух лет от роду, в скором времени разведенной женщине, руки никто не подал. Никто. Драматизм ситуации дает ей право повторить это «никто». Вот теперь, когда она стала единицей статистики по разводам, ей приходится одной заботиться о том, чтобы все эти простыни и наволочки тетушки Конни прибыли к месту назначения целыми и невредимыми. Они куплены в «Британском магазине домашних принадлежностей», потому что, как заметила Констанс, американцам нравится все отмеченное клеймом «британское». Но Джози-то прекрасно знала, что солнечно-желтые нарциссы, склонившие свои головки над светло-вишневым полем, были совсем не во вкусе Марты. Ну совсем.