В разгар лета
Шрифт:
— Ваше отношение позволяет мне чувствовать себя, как дома, — сказала я.
— Дома?! Почему бы вам не чувствовать себя, как дома, в своем собственном доме… там, где следует быть вашему дому! Который им бы и остался, если бы спрашивали мнение порядочных людей! Мы рады вам и вашей Китти, но, мне кажется, вы должны подумать о своем будущем, и единственное, чего хотят все в Кадоре, во всяком случае, наша часть дома, это… ваше счастье! Мы все расстроились, когда вы отказали мистеру Рольфу, но вам виднее, я полагаю. Мы бы хотели, чтобы вы вышли замуж за какого-нибудь
— Почему это вы должны узнавать о них из газет?
— Ну, парламент и все такое, вы понимаете? Когда вы замужем за одним из них, они пишут в газетах, когда появляется ребенок.
Я поняла, что Китти немало наболтала. Она преклонялась перед Френсис, а значит, и перед ее братом, поняла, что я собираюсь замуж за Джо, и прославляла наши с ним отношения перед челядью в Кадоре так неумеренно, что все решили, что Джо как раз то, что мне нужно. Было бессмысленно пытаться прекратить эти сплетни. Они всегда были и будут.
Я неотвязно думала о существе в лесу. Очень немногие люди решались теперь ходить туда, а если и отваживались, то по двое или по трое. Говорили, что странные вещи начинаются, если ты один в лесу.
Мне не терпелось раскрыть эту тайну, и однажды утром я отправилась в лес. Я села у реки, где мы с Дигори когда-то часто бросали камни в воду, настроив слух на возможный звук шагов или треск хвороста, который будет для меня сигналом, что кто-то рядом.
Я не слышала ничего, кроме звуков леса, легкого ветерка, шелестящего в листве деревьев, спокойного журчания воды.
Потом я поднялась и пошла на поляну, где все еще были видны остатки дома, неподалеку — разрушенный сарай и заросший палисадник, в котором мамаша Джинни выращивала свои целебные травы.
И в то время, как я стояла там, думая о той ужасной ночи, полуразрушенная дверь старого сарая скрипнула и стала открываться. Я задрожала от страха. Они были правы: здесь кто-то был. Я не знала, чего ждать.
Может быть, это призрак мамаши Джинни, как я видела ее в последний раз, испачканную грязью, с мокрыми от воды волосами?
В дверях стоял мужчина. Я замерла от изумления, и мы уставились друг на друга. Меня поразило что-то до странности знакомое в его чертах. Кажется, он то же самое думал обо мне. А потом дикая мысль пронзила меня:
— Ты… Дигори?
— Теперь, когда вы заговорили, и я вас узнаю, мисс Кадорсон.
— Дигори! Значит, ты вернулся?
— Мой срок закончился. Я всегда собирался вернуться, я ведь должен кое-что сделать.
— Где ты живешь?
— Здесь.
— В этом старом сарае?
— Я не привык спать на перине.
— Но что ты ешь?
— Здесь есть рыба, зайцы, кролики… Эти леса мне служат.
— Я много думала о тебе, Дигори. Как ты, где ты?
Мы были в Австралии…
— Об этом писали газеты, и все там об этом говорили. Сочувствую вам, мисс Кадорсон.
— Спасибо, Дигори. Я не допущу, чтобы ты оставался здесь.
— Со мной все в порядке.
— А что ты должен
— Я должен отомстить за бабушку тому, кто ее убил.
— Но это был не один человек. Там была целая толпа.
— Но был один, кто подстрекал их. Может быть, они бы ее не тронули, просто поиздевались. Она бы это перенесла, она их не боялась. Это все он. Я хорошо его видел. Я собираюсь убить его, или, во всяком случае, он не будет такой красивый, как раньше.
— Это безумие, Дигори. Ты должен пойти со мной.
Я теперь живу в домике Крофта, уже не в Кадоре.
Вышло так, что он мне больше не принадлежит, но это длинная история. Наверное, ты слышал.
— Я ничего не слышал. Все боятся меня. Просто смешно: кто-нибудь проходит через лес, и стоит только мне устроить небольшой шум, как они бегут отсюда во весь дух. Я пугаю их, как они напугали мою бабушку и меня. Все время я об этом помнил и часто говорил себе; «Вернусь и напугаю всех, кто был там в ту ночь, и ни один из которых палец о палец не ударил, чтобы ее спасти». Но его… его я достану, потому что он — единственный виновник. На нем было покрывало… серое, которое закрывало его лицо, поэтому он был уверен, что его никто не узнает. Но я узнал. Когда они тащили бабушку к реке, капюшон сдвинулся на затылок, и я увидел его так же ясно, как сейчас вижу вас.
И он сказал: «Скорее, ей не стоит жить». Тогда я сказал себе: «Ты тоже не будешь жить, и однажды я тебя настигну».
Я дрожала: я не единственная, на чью жизнь та ночь оказала такое мрачное влияние.
«Он собирается убить Рольфа. Он не забыл… и не простил», — подумала я.
— Слушай меня, Дигори, — сказала я. — Если ты принял такое решение, значит, ты знаешь, что тебя ждет? В худшем случае — петля на шею, в лучшем — высылка на всю оставшуюся жизнь.
— Сейчас мне некогда об этом думать.
— Это убийство!
— Это то, что называется справедливостью, и, поскольку ее не может воздать закон, я сам сделаю это.
— Не поступай необдуманно!
— Я обдумывал свой шаг долгие годы.
— Послушай меня! Ты, наверное, изголодался?
— Нет, у меня есть деньги. Я кое-что себе купил по пути сюда: у меня есть чай и мука. Я развожу костер, пеку себе лепешку, ловлю рыбу и кроликов!
Я приспособлен к такой жизни. Я думал о мести… долгие годы. Когда я отомщу, то снова уеду. Я прибыл сюда на корабле, на корабле и вернусь. Никто не узнает, что я был здесь, кроме… — Он со страхом посмотрел на меня. — Мне не следовало разговаривать с вами. Вы вынудили меня раскрыть…
— Дигори, ведь мы всегда были дружны! Ты помнишь ту ночь? Мой брат и я заботились о тебе, и мой отец тоже: он дал тебе работу. Все было бы хорошо, если бы ты не украл того фазана!
— Это была необычная кража! Я крал не для того, чтобы украсть!
— Это была кража, как бы ты ни смотрел! Я уведу тебя с собой в мой дом. В моем саду есть сарай, ты сможешь там спать. Вспомни, как ты спал в «Собачьем доме»! У меня есть служанка, только одна, Китти. О тебе будет знать только она и больше ни один человек!