В рейд пошла одна эльфийка
Шрифт:
– Помогите! Помогите! – раздалось вдруг совсем рядом, за стенкой вампирских покоев. С десяток женских голосов.
– Обломали всю романтику, – выругался привратник, но все же заботливо усадил эльфийку на вампирскую кровать и отправился искать источник криков. Дверь в тайную комнату удалось отыскать довольно быстро.
Несколько девушек – очень красивых, с одинаковыми прическами, с прекрасными фигурами и все, как одна, с малокровием. Над их головами полыхали почти пустые полоски здоровья.
– Вот маньячина! – сказал привратник. –
– Мы Бэллы! – почти в один голос ответили девушки и одновременно зарыдали.
Сопереживательная эльфийка, помогая девушкам выбраться и отпаивая их восстанавливающими зельями, взяла свою молитву об упокоении обратно и растерла вампирских прах подошвой своей босоножки.
– Козлина, – прошептала она, – а я-то почти поверила, что я у него единственная любовь!
Она, по старой своей привычке, снова повелась на красивые речи. Все же женщины такие глупые! И такие наивные! И такие доверчивые!
Галаэнхриель постучала босоножками друг о друга, стряхивая с них вампирский прах, перевела взгляд на пол. В ее голове практичность перемешалась с остатками сострадания к погибшему, но первое победило.
– Януш, джинсы этого Мордракулы захвати. Личу понравится.
Ну и правильно. Не пропадать же добру!
***
Пока Бони и Клайд, мистер и миссис Смит, в общем, Галаэнхриель и Януш выбирались из вампирского логова, одновременно спасая пленников и хапая вампирское добро, в феячем королевстве решалась судьба лича.
У фей в их поселении «Сверкающий Лес» было хоть и приятно, но очень незаконно. На заботливо возделанных делянках цвел дурман. Чуть поодаль алели опийные маки. С веток деревьев свешивались орехи колы. Мелочи вроде аконита, черной валерианы, мертвечьей хвои и прочих приколов для изготовления ядов и взрывчатки росли как сорняки – везде.
На многочисленных полях трудились вовсе не феи, а несчастные эльфы, сильфы, орки, ологи, гномы, гоблины, гремлины, в общем, все, подсевшие на пыльцу фей, насыщенную всяческими наркотическими веществами.
Гранд-маман, глава всего этого великолепия, сидела на мягком розовом диванчике в своей воздушной изящной вилле и смотрела вдаль. Розовощекая, толстенькая, как сдобная булочка, с огромными голубыми глазами, она была создана однажды из детского смеха и капли розовой воды. Но, увы, совершенно забыла свое предназначение. Поэтому сейчас, затянутая в кожаный розовый костюм, фея небрежно покачивала ножкой в туфельке на каблучке. В одной своей маленькой фейской руке она держала кулек с переливающейся пыльцой, а в другой – пистолет. Перед ее ногами стояли на коленях мелкий бес, старый гоблин и симпатичный кривляющийся инкуб. Они всхлипывали, но не слишком громко, чтобы не дай бог не спровоцировать. Крепкий нрав гранд-маман они знали очень хорошо.
Фея тем временем брезгливо встряхнула кулек с пыльцой и с неподражаемой одесской интонацией спросила:
– И вы таки хотите мне сказать, шо
– Розочка, душа моя, я не… – начал было лепетать перепуганный инкуб.
– Сеня, не бежи так шустро, а то, не дай Бог, догонишь свой инфаркт, – лениво перебила его фея, прокручивая в руке пистолет. – Ты по делу, Сенечка, по делу. Скажи мне, дружочек, с какого такого фортеля мой товар разбавленный? Подумай своими замечательными мозгами, перед тем как отвечать.
– Ну, мы в булочной пыльцу толкали, а там крошки были. Хлебные… Вот и попало чуток в товар… А потом пекарка шла, шла с мукой, рядом упала и… – затараторил инкуб. Бес тоже подхватил, но фея не дослушала. Она нахмурилась, и сердечки беса, гоблина и инкуба заработали от адреналина в два раза быстрее.
– Вы вот это здесь рассказываете на полном серьезе? Ничем не рискуя? Нет, вы мне просто начинаете нравиться! Сеня, шо я вам говорила, когда послала толкать на перекресток? Вы таки не выскребли из ушей серы моей тетушке Саре на свечи? Вы таки знаете, шо будет за то, шо я разозлюсь?
Фея раскраснелась. Ее голубые ясные глаза нехорошо прищурились.
– Розочка! Мы все вернем как было! И денег… Денег в два раза больше принесем! И весь товар сбудем! Все исправим! Будет лучше прежнего!
Фея тяжело вздохнула и устремила взгляд в даль.
– Помнится, один тоже мне по молодости говорил: «Розочка, не переживай, я все исправлю».
Повисла тишина.
– И что? – все-таки решился нарушить паузу бледный от ужаса инкуб.
Фея перевела на него взгляд и дернула плечиком.
– А ничего. Похитил честь мою девичью, скотина, и все. Так что, Сенечка, не все можно исправить. Ну как, вот, тетю Цилю, например, или грудинку по кошмарному рецепту Льва Яковлевича. Ты тетю Цилю знаешь?
Инкуб, трясясь, кивнул.
– Ну вот, в наказание пойдешь к ней отрабатывать.
– Розочка, пощади, – заорал инкуб и позорно разревелся. Хотя, зная тетю Цилю, любой бы на его месте разревелся. Это он еще хорошо держался.
– Ta не надо мне делать нервы, их есть кому портить, – нахмурилась фея, выходя из себя. Пистолетик поднялся на уровень инкубьего лба.
– А, мама! – заорал гоблин и сорвался с места.
– А ну стоять! – заорала фея. – У тебя есть деньги, чтобы так себя вести? Встать в строй! Шагом марш! Я тут наведу порядок!
Щелкнул взведенный курок, но тут дверь в кабинет Розочки распахнулась. Запыхавшаяся фея-гренадер тащила за собой лича, который в экстазе гремел костями.
– Пшли вон, – сказала фея трем везунчикам и вопросительно приподняла аккуратную светлую бровку, посмотрев на лича.
– Задание от Са Урона, – пропыхтела толстая усатая фея, ответственная за боевую мощь их семейного бизнеса, – бессмертный, может, пригодится. Только больно уж много надо, чтоб заторчал. Заманалась пыльцой на него трясти.