В ритме ненависти

Порхун Лариса

Впервые это случилось, когда ей было семь лет. Но она и сейчас помнит, и этот ужас, и этот стыд, и эту боль. Папа в конце, не глядя на неё, выпрямлял её разведённые и застывшие в этой позе ноги, поправляя на неподвижной, будто замороженной Лерке одеяло, гладил её по голове и говорил, что любит. Иногда, потоптавшись, он разворачивал её к стене, чтобы не видеть хорошо заметных даже в темноте, горящих тревожным, нездоровым блеском глаз дочери, и тихонько

выходил из комнаты. После этого, Лерка могла уже спокойно заснуть, не боясь того, что её кто-нибудь потревожит, если только это позволяла сделать пульсирующая, саднящая боль внизу живота и огромный, накрывающий её волной ужас и стыд.

Лера повернулась и стала смотреть в тёмное окно. За много лет она уже привыкла к тому, что не может спать, как все нормальные люди. Она примирилась со своей бессонницей, и даже стала находить в этом плюсы. Лера знала, что даже сейчас, стоит только закрыть глаза, как папа наклонится и прошепчет на ухо, что ей совсем-совсем никому нельзя рассказывать об этом. Иначе все будут считать, что она плохая, очень плохая и гадкая. И никто её не будет любить. Никогда. Но он напрасно переживал, она не стала бы делать этого ни за что. Маленькая Лера была уверена, что так, как с ней, поступают только с худшими на свете детьми. Папа за что-то на неё злится, и приходит к ней в комнату, чтобы наказать. Поэтому даже под страхом смерти она не рассказала бы об этой смрадной и уродливой стороне жизни никому. Только однажды она спросила у болезненной и апатичной матери:

– За что папа меня наказывает?

– Да что ты, Лерка, – с искренним удивлением в голосе отозвалась та, – Папа тебя любит, а не наказывает…

Из этого ответа Лерка заключила тогда, что мать обо всём знает, и что то, что происходит, в порядке вещей. Чтобы не сойти с ума, она стала убегать из дома. Её отлавливали и снова возвращали в семью. И там она каждую ночь боялась закрыть глаза, чтобы не пропустить момент, когда откроется дверь и с тихим покашливанием войдёт отец и дрожащими руками, задрав на ней сорочку, шумно сопя, будет возиться у Лерки в ногах. Она уходила из дома снова и снова, с каждым разом всё увереннее и бесшабашнее расширяя географию своих побегов и набираясь опыта. У неё появились друзья, ценившие Лерку за её необыкновенную, отчаянную и безрассудную храбрость. Её действительно было трудно чем-то напугать. Вряд ли было что-то хуже скрипа открывающейся ночью двери в её комнату. И тяжёлого дыхания отца, закрывающего ей рот огромной потной ладонью, из-за чего однажды она потеряла

сознание, потому что ей нечем было дышать. Хотя это была напрасная мера предосторожности с его стороны. Она никогда не кричала. Вначале от стыда и ужаса, а потом от осознания полной бессмысленности этого. Леркина компания состояла почти сплошь из тех, кто дому предпочитал улицу. Именно там она научилась драться, брать не только то, что плохо лежит и выживать, в самых, казалось бы, не подходящих для этого условиях. Например, однажды зимой она неделю прожила буквально на улице, в пятнадцатиградусный мороз, лишь заскакивая ненадолго в магазины и подъезды, чтобы согреться, и ночуя с парочкой таких же, как она, ненужных детей, то у теплотрассы, то на автостанциях и железнодорожных вокзалах. Не выказывая при этом никаких признаков дискомфорта. Более того, так крепко и самозабвенно, без всяких помех и сновидений, как она спала в ложбинке между двумя трубами на теплотрассе, пахнущей влажным толем, горячим паром, с примесью мазута и гниющих отходов, она больше не спала нигде и никогда.

Когда однажды их отловили за 120 километров от места их проживания и снова вернули домой, Лера, которой на тот момент было девять лет, прямо в дежурной части выкрикнула в лицо своей матери, что если отец ещё раз войдёт ночью в её комнату, она его убьет. К этому времени, она уже знала, как это делается, так как именно Лерка не только вынесла приговор Паше Чмырю, разорившему в единоличном порядке их схрон, но и привела его в исполнение.

Дома мать рассказала мужу о том, что крикнула Лерка в присутствии двух представителей власти, и отец в тот день её страшно избил. А ночью, видимо, пришёл её утешить. Но его дочь была готова и ждала его. Она не переживала и даже не волновалась. Она только хотела, чтобы всё получилось сразу. Лера знала, что это необходимо, иначе ничего не изменится. И это не закончится никогда. Как только отец откинул одеяло, Лера ударила его заточкой в шею. С той силой, на которую только была способна. Так учил её Вадик, по прозвищу Зыря. Если правильно нанести удар, объяснял он, человека может замочить даже ребёнок, причём обычной заточкой, изготовленной из трёхгранного напильника, например. Только провернуть, как советовал Зыря, у Лерки не получилось. Отец страшно захрипел и упал на неё. Выбираясь из-под него, она не сразу увидела стоящую в комнате смертельно бледную мать. Лерка среагировала только на включённый свет. Мать подошла к хрипящему отцу и вытащила заточку:

Конец ознакомительного фрагмента.