В России жить не запретишь
Шрифт:
Вернувшийся в комнату Бондарь натянул джинсы, развалился в кресле и закурил «Тройку» – единственные русские сигареты, какие сумел раздобыть в Париже. Чтобы преуспеть на западных рынках, отечественным производителям следовало выпускать не только «Русскую тройку», а «Матрешку», «Балалайку» и «Мишку на Севере». Лениво размышляя об этом, Бондарь поглядывал сквозь дымовую завесу на свою молодую жену, сморенную усталостью. Вокруг нее валялось множество нераспакованных кульков и фирменных пакетов с покупками. Хорошо, что руководство ФСБ приняло решение предоставить убежище бывшей цэрэушнице в обмен на сотрудничество
– Лиза, – позвал докуривший сигарету Бондарь.
– А? – Она проснулась мгновенно, как кошка, заслышавшая голос хозяина. – Ты уже вернулся? Я не слышала. – Лиза села и захлопала глазами. – Устала, как волк, и уснула, как бревно без задних ног.
– В России волки голодные, а не сонные, – сказал Бондарь. – А у наших бревен не бывает ног, ни задних, ни передних.
– Я всегда спросонья все путаю. – Она бодро вскочила. – Сейчас приведу себя в порядок, и отправимся ужинать.
– Сядь.
– Почему такой тон? Ты мной недоволен? – Опустившаяся на кровать Лиза нервно переплела пальцы. – Это из-за того, что я весь день провела в поездках? Не сердись. – Она скорчила умильную гримаску очаровательной девочки, знающей, что ей простят любые проступки. – У нас подобралась такая чудесная компания. И потом, это был очень удачный шопинг. Я приобрела тебе массу красивых вещей.
– Скупка, – сказал Бондарь.
– Что? – вскинула брови Лиза.
– Шопинг по-русски – скупка.
– Это имеет значение?
Она была чертовски хороша собой. Именно поэтому Бондарь нахмурил брови.
– Никакого, – сказал он. – Но я хочу знать, сколько денег ты потратила на массу красивых вещей для меня.
– Точно не знаю, – растерялась Лиза. – Две тысячи долларов. Или две с половиной.
Бондарь достал из пиджака ворох купюр и положил их на стол со словами:
– Возьми все. Мне надоело, что ты за меня платишь. Меня тошнит от так называемых изысканных блюд.
– Но я тебя люблю! – воскликнула Лиза. – Мне для тебя ничего не жалко. Разве ты не понимаешь, что этими деньгами ты ставишь меня в неловкое положение? – Она показала пальцами на банкноты из казино.
– Надеюсь, не в большей степени, чем ты меня, – отрезал Бондарь, выразительно покосившись на покупки. – Парижское танго на этом закончено. Мы возвращаемся домой.
– Как? А наш медовый месяц?
– Медовый месяц продолжается. – Бондарь взглянул на часы. – Если ты ограничишься сегодня душем вместо ароматизированной ванны.
– Сколько дается времени? – деловито спросила Лиза, избавляясь от одежды.
– Пять минут.
– Я не о том.
– О чем тогда? – удивился Бондарь.
– Сколько времени продлится медовый месяц? – уточнила Лиза, на которой не осталось ничего, кроме той части туалета, которую женщины снимают в последнюю очередь.
– Как скажешь. – Бондарь пожал плечами.
– Тогда до глубокой старости, о’кей?
Ответом ей была невольная улыбка. Воодушевленная Лиза ринулась в ванную с таким проворством, словно ей и столь долгий срок представлялся несправедливо коротким.
Глава 2
Бандитская власть минус электрификация
Горное ущелье в лучах восходящего солнца выглядело столь же величественно, сколь крошечной казалась человеческая фигурка, карабкающаяся по отвесной ледяной стене, образовавшейся из застывшего водопада. Дело происходило в районе Киберийского перевала в Афганистане, а человеком, зависшим над пропастью, был Джеймс Бонд, агент британской секретной службы под номером 007. К обеим его рукам было привязано по ледорубу, на горных ботинках сверкали «кошки», за спиной торчал черный рюкзак, придававший Бонду сходство с пауком. Вонзая когти «кошек» в гладкий лед, он то и дело замирал, чтобы проводить взглядом откалывающиеся глыбы, долго сверкающие всеми своими гранями, прежде чем исчезнуть на дне ущелья.
– Ух-х, чуть не погиб, – говорил он в таких случаях. Или: – А ведь у кого-то работа попроще… – А то и просто: – Ого, круто!
При этом секретному агенту удавалось качать головой и придавать лицу выражение мрачной решимости.
Так продолжалось до тех пор, пока ему не осталось преодолеть последние тридцать футов, отделяющие его от вершины. Как только он вогнал ледоруб в полую стену, она содрогнулась и обрушилась, открывая потрясенному взору мощный поток воды, низвергающийся вниз. Бонд повис на кожаном ремешке второго ледоруба, по-прежнему воткнутого в лед. Его прищуренные глаза отразили лихорадочную работу мысли. Помедлив, он принялся раскачиваться вперед-назад, словно маятник. Когда амплитуда колебаний сделалась достаточно широкой, он замахнулся свободным ледорубом, пытаясь вбить его по другую сторону от водяного потока. Удар – промах, еще удар – снова промах.
А ремешок, обхвативший запястье, вот-вот лопнет…
А ледоруб, удерживающий Джеймса Бонда, кренится все сильнее и сильнее…
– Ого, круто, – забормотали, защелкали языками боевики, сгрудившиеся возле телевизора, установленного в темной землянке.
– А ведь у кого-то работа попроще! – воскликнул юнец с бородкой Че Гевары, отличающийся пытливым умом и сообразительностью.
Джеймс Бонд, раскачивающийся над бездной, никак не прокомментировал ситуацию. Проклятый ремешок таки оборвался. Отчаянный бросок – и вот уже секретный агент повис на другом ледорубе, но ледяная корка внезапно трескается, как яичная скорлупа, и вырвавшийся на свободу водопад без помех обрушивается вниз, где с грохотом разбивается о чудовищные валуны.
Куда делся Бонд, непонятно. Экран погас, дивидишный плеер выключился.
– Опять у них генератор барахлит, – процедил полевой командир Алхан, изгой тейпа Шалоевых, принявший кличку Черный Ворон, дабы подчеркнуть свою полную обособленность от тяготящих его родственных уз. Вороны живут одиноко, но зато независимо и долго. Их не заставляют вершить кровную месть, как того потребовали однажды от четырнадцатилетнего Алхана Шалоева. Не по годам рассудительный, он взвесил свои шансы и решил, что некоторые древние обычаи просто глупы. Разве разумно выступать с дедовской двустволкой в руках против самого многочисленного тейпа в округе? Нет, сказал себе рано повзрослевший Алхан, и остался жив. Нынче ему было под тридцать, и он надеялся, что впереди его ждет столько же лет благословенной Аллахом жизни.