В руках врага
Шрифт:
На миг МакКвин задумалась, стоит ли завершать разговор на такой ноте, но, взглянув на двух молчавших мужчин, решила, что если откровенность наказуема, то она уже погубила свою карьеру и терять ей нечего.
– Именно это, – завершила она с прежней наружной невозмутимостью, – и дает неприятелю основное преимущество. Офицеры монти имеют дело только с одним противником.
Несколько секунд Пьер раскачивался в кресле, после чего склонил голову набок.
– Мне кажется, мы уже пришли к согласию относительно… э-э… природы наших затруднений, – произнес он тоном, наводящим на мысль, что не стоит так уж акцентировать внимание на прошлых ошибках. – Что мне хочется услышать, так это твои предложения по реформированию существующей системы с целью ее улучшения.
– Мне хотелось бы предварительно
– Это понятно. Но что ты можешь сказать нам прямо сейчас? С чего бы ты начала?
– Извольте…
МакКвин набрала воздуху и, словно бросаясь в омут, сказала:
– Прежде всего я бы официально отказалась от порочной практики «коллективной ответственности». Одно дело – карать людей, совершивших ошибки, и совсем другое – расстреливать тех, кто вообще не совершал никаких действий и лишь состоит в какой-то связи с допустившим оплошность. Это не только душит инициативу, но и не укрепляет лояльность по отношению к государству. Во-вторых, я очень внимательно присмотрелась бы к каждому офицеру рангом выше коммодора или бригадира. Их следует оценивать, исходя из четырех качеств: компетентности, энергичности, преданности Комитету и способности к лидерству. Вопрос о том, как именно должны сочетаться эти качества, относится к тем, которые я хотела бы предварительно обсудить с моими экспертами. Выработав критерии, мы – разумеется, подходя к каждому индивидуально – получим возможность отбраковать объективно непригодные к командованию кадры. А таковые, увы, имеются. И хотя Флот испытывает нехватку командного состава, недокомплект предпочтительнее, чем предоставление ответственных постов некомпетентным лицам. Далее, я вывела бы народных комиссаров из цепочки командования.
Заметив, как напрягся при этих словах Сен-Жюст, МакКвин торопливо, не дав ему времени возразить, пояснила:
– Речь не о том, чтобы убрать их с кораблей. Ты сам, гражданин председатель, только что говорил, что преобразования нужно проводить постепенно, и я с этим полностью согласна. По моему мнению, они должны оставаться прямыми представителями Комитета. Однако если компетентность этих людей в идеологической сфере не вызывает сомнения, далеко не все они разбираются в военном деле достаточно, для того чтобы судить о достоинствах приказов и оперативных планов. Кроме того, если уж мы хотим быть до конца честными, иные из них руководствуются личными мотивами – например, неприязнью, – не имеющими вообще никакого отношения тактическим реалиям. Мое предложение сводится к тому, чтобы ограничить их роль передачей указаний Комитета и надзором за политической и идеологической атмосферой в подразделениях, которым они приданы. Визировать оперативные планы и боевые приказы им совершенно незачем. Если между комиссаром и флагманом возникнут разногласия, они обязаны доложить о них высшим властям, но пока свыше не поступит конкретных указаний, оперативная инициатива должна оставаться в руках профессионалов. В конце концов, – МакКвин слегка улыбнулась, – мало кто из адмиралов решится на необдуманные поступки, зная, что комиссар может подать жалобу в Бюро государственной безопасности и Комитет.
– Даже не знаю… – Пьер потер подбородок и глянул на Сен-Жюста. – Оскар?
– Не могу сказать, что эта идея мне по душе, – откровенно ответил Сен-Жюст, – но мы пригласили гражданку адмирала – Эстер – именно потому, что нам понадобился совет профессионального военного. И в данных обстоятельствах я не готов отвергнуть его с бухты-барахты, не взвесив все «за» и «против».
– Справедливо, – кивнул Пьер. – А как насчет других ее замечаний?
– В них есть смысл, – сказал Сен-Жюст. – Конечно, не без оговорок: я пока не решил, как подступиться к вопросу о коллективной ответственности. Должен признать, что здесь мы и вправду достигли критической точки, но в некоторых случаях такой подход все еще себя оправдывает. Кроме того, меня беспокоит, как отреагирует пропаганда монти на наше официальное признание самого факта проведения такой политики. Можем ли мы отказаться от нее, не делая никаких
– Это скорее политический вопрос, – отозвалась МакКвин, усмотрев удобную возможность для разумного отступления. – С сугубо военной точки зрения, открытая декларация предпочтительнее, ибо она гораздо быстрее покончила бы с растерянностью и неопределенностью в офицерской среде. С другой стороны, было бы неразумно позволить неприятелю нажить на этом политический капитал. Мне кажется, по этому вопросу стоит проконсультироваться с членом Комитета Корделией Рэнсом.
– Этого не удастся сделать по меньшей мере два или три месяца, – сказал ей Пьер. – Корделия летит к системе Барнетта.
– Вот как? – пробормотала МакКвин, мысленно вздрогнув.
Ей доводилось встречаться с Томасом Тейсманом, и, хотя они не были близкими знакомыми, она относилась к нему с уважением. Правда, его «политическое пуританство» казалось ей чрезмерным. По ее мнению, высший офицер мог полноценно выполнять свои обязанности, лишь обладая политическим влиянием, соответствующим его военному рангу. При режиме Законодателей это обеспечивалось за счет семейных связей и обязательств. Новая власть предоставляла больше прямых возможностей, но Тейсман и прежде, и сейчас упорно держался в стороне от политики. Ей хотелось надеяться, что визит Рэнсом не означает скорого «исчезновения» Тейсмана. Флот отчаянно нуждался в офицерах, способных вести за собой людей, и если власти намеревались удерживать Барнетт достаточно долго, чтобы это могло повлиять на дальнейший ход военных действий, Томас подходил для этого как нельзя лучше.
– Да, – подтвердил Пьер с натянутой улыбкой. – И по правде говоря, ее отсутствие в течение нескольких ближайших недель будет нам только на руку. Уверен, ты знаешь, что она не отличается особой любовью к Флоту.
– Боюсь, что да, – признала МакКвин осторожным нейтральным тоном.
– А я боюсь, что услышь она, что у тебя на уме, с ней бы удар случился, – чуть ли не философски произнес Пьер. – Между тем, если мы хотим донести наши преобразовательские планы до личного состава, нам потребуется поддержка Комитета по открытой информации, а не просто согласие выполнять указания. Из чего следует, что с ней придется работать и работать.
– Правильно ли я поняла, что лично ты поддерживаешь мои предложения? – еще более осторожно спросила МакКвин, и Пьер снова улыбнулся.
– Не уверен, что я на сто процентов согласен со всем услышанным, но идея насчет группы по разработке реформ не вызывает никаких возражений: думаю, что ты и Оскар определите ее состав совместно: половина членов от Флота, половина от БГБ. Но в любом случае отстаивать твои идеи предстоит не мне, а тебе самой… гражданка военный секретарь.
– Сек… – МакКвин ухитрилась вовремя удержаться от идиотского повторения, но Пьер все же кивнул.
– Именно. Гражданин секретарь Клайн относится как раз к тем членам Комитета, относительно лояльности которых у нас с Оскаром возникли определенные сомнения. Полагаю, что в данных обстоятельствах мы можем отказаться от его услуг, тем более что тебе будет трудно вести дискуссию с Корделией, не имея соответствующего ранга.
МакКвин кивнула: несмотря на железное самообладание, ее зеленые глаза блеснули.
– Но имей в виду, – тут же, нахмурившись, добавил председатель куда более прохладным тоном, – это временное назначение.
МакКвин снова кивнула. По ее мнению, иначе и быть не могло: высшим руководителям и в голову не пришло бы действительно довериться ей, во всяком случае до тех пор, пока они не сочтут ее полностью укрощенной. Но даже временное назначение предоставит ей возможность способствовать улучшению положения на Флоте. Ну а если Робу Пьеру угодно выступить по отношению к ней в роли укротителя львицы, то Эстер МакКвин не имеет ничего против.
«Пусть они с Сен-Жюстом воображают, будто и впрямь приручили меня, – подумала она, улыбаясь председателю Комитета общественного спасения. – В конце концов, скольких неосмотрительных дрессировщиков растерзали львы, которых они считали укрощенными?»