В садах чудес

Ботонд Клари

Марйеб замолчал.

Сет Хамвес вспомнил все тяготы путешествия. Он чувствовал, что колеблется. Найти два погребения тысячелетней давности!

— Надо согласиться, — Сет Хамвес скорее почувствовал, нежели услышал, как Йенхаров шепнул ему это.

— Мы согласны, — ответил Марйебу Сет Хамвес. — Но можешь ты указать нам хотя бы приблизительно, где нам искать погребения твоей жены и твоего друга?

— Я это сделаю, — серьезно сказал Марйеб. — Но не желаете ли вы прежде взглянуть на ту, из-за которой, в сущности, вы и очутились здесь?

Сет Хамвес с изумлением отметил, что не испытывает ни малейшего желания взглянуть

на эту юную прекрасную женщину, о которой с таким трепетом повествовал Бата. Почему-то вдруг сразу невольно вспомнилась Ренси, как она стоит среди зелени, в нарядном голубом платье, и чуть вьющиеся каштановые волосы, стянутые на затылке красной лентой, спадают на плечи. Он почему-то уверен, что Ренси никогда не потребует от него никаких свитков Познания. Сет Хамвес усмехнулся. Неужели в его жизнь вошла влюбленность? Но не успел он насладиться этой мыслью, как Хари в ответ на вопрос Марйеба, хотят ли они увидеть Ахуру, восторженно воскликнул:

— Да!

Марйеб поднялся и подошел к стене, на которой была надпись.

— А как же твои чувства к нашей Ренси? — шепнул Сет Хамвес брату.

— Это совсем другое! — успел прошептать в ответ Хари, — а если уж говорить о чувствах к Ренси, то, кажется, теперь лучше говорить о твоих чувствах.

Сет Хамвес шутливо погрозил брату кулаком.

В этот миг расступилась стена и Марйеб сделал братьям знак следовать за ним. Бата остался в комнате.

Они прошли короткий коридор и очутились прямо перед глухой стеной с небольшим оконцем. В оконце могли заглянуть двое.

— Смотри же! — повелительным тоном произнес Марйеб.

Братья подошли к маленькому окну. Обоим вдруг сделалось страшно.

Но то, что они увидели, превзошло все их ожидания.

В небольшом зале с беломраморными гладкими стенами и устланным светлыми коврами полом сидело на троне чудовище. Но нет, это было больше, чем просто чудовище. Это была какая-то ужасающая пародия на человека, на очаровательную женщину. Чудовище сохраняло осанку нежной красавицы, но было оно бесполым. Бесформенное туловище, покрытое слизистой чешуей, темное. Крохотные передние лапы с когтями. Огромные слоновьи сморщенные задние лапы. Скользкий змеиный хвост волочился по полу. Втянутое темное брюшко чуть колыхалось в такт мерному дыханию. Из щелистого рта торчали кривые желтые клыки. Уродливо-розовым хоботом свешивался нос. Выпученные темные жабьи глаза смотрели неподвижно. И вдруг эту ужасную физиономию на миг искажала странная ухмылка.

Сет Хамвес отшатнулся.

— Но ведь это ее голос мы слышали? — тихо спросил Йенхаров, отходя от оконца.

— Да, вы слышали ее голос, — спокойно ответил Марйеб. — Надеюсь, теперь вы все поняли. Пока здесь обретается свиток Познания, она со мной, хотя и не прежняя. Если я отдам свиток, я навеки лишусь ее. Но если в этой гробнице будет погребено ее тело, дух прежней Ахуры, юной и прекрасной, вновь будет со мной.

— Бата знает о том, какая теперь Ахура? — Йенхаров опустил голову.

— Нет, — быстро ответил Марйеб. — И не должен знать.

— Мы не скажем ему, — тотчас откликнулся Сет Хамвес.

— Как нам искать дорогу к погребениям Ахуры и Баты? — задал вопрос Йенхаров.

— Скажу позднее, — Марйеб шагал по коридору.

Когда они вновь очутились в комнате, где их ждал Бата, Йенхаров быстрыми шагами подошел к нему:

— Ради нее мы отыщем все, что нужно отыскать, —

сказал Хари.

Бата улыбнулся. Сет Хамвес подумал, что человеку свойственно радоваться, когда другие люди восхищаются предметом его любви. А если бы кто-нибудь стал восхищаться красотой Ренси, как Бата восхищается Ахурой? Пожалуй, такой человек показался бы Сету Хамвесу неприятным и даже опасным безумцем. Потому что любовь Сета Хамвеса иная, нежели любовь Марйеба или Баты.

— Принеси нам вина, Бата, — велел между тем Марйеб.

Бата исчез, но вскоре появился снова. На подносе он нес кувшин вина и четыре золотых кубка. Все это он расставил на столике.

Они начали пить вино и вскоре развеселились. Сет Хамвес подумал, что вот он пьет вино вместе с духами давно умерших, погребенных в зачарованной гробнице, и ему стало смешно. Смех легко и свободно выплескивался из горла, плечи слегка подрагивали, голова кружилась.

Спустя еще немного времени у всех явилась потребность петь. Сет Хамвес почувствовал, как хочется ему обхватить за плечи Хари, Бату или того же Марйеба и запеть громким голосом, чуть покачиваясь, какую-нибудь легкую, как птица, песню о любви и разлуке. Такие песни поют в харчевнях и в портовых кабаках. О любви и разлуке, каких на самом деле не бывает.

И Марйеб, словно угадав желание своего гостя, первым затянул как раз такую песню. Голос у него оказался вблизи не очень сильным, но приятным.

— Облачко вдали белеет. Почему-то сердце млеет… — Полети, моя голубка,

— подхватил высоким голосом Бата.

— В дом, где милая живет,

— хором подтянули Сет Хамвес и Йенхаров.

Все четверо сидели, сдвинув тесно стулья, обхватив друг друга за плечи, и чуть покачиваясь а такт легкой летящей мелодии.

— Передай привет горячий. Обо мне пускай не плачет. Пусть кольцо мое не прячет. Пу-усть надеется и ждет…

Кажется, они пели долго. Сет Хамвес после не мог вспомнить. И Йенхаров не мог. Затем они уже стояли посреди комнаты. И Марйеб передавал Сету Хамвесу маленький деревянный корабль. У всех еще сохранилось веселое, немного смешливое, чуть бесшабашное настроение.

— Вот этот корабль, — сказал весело Марйеб, — знает дорогу и приведет вас к цели! Вы — люди и можете воспользоваться этим кораблем, а я, увы, всего лишь дух…

Кажется, Йенхаров начал его утешать. Затем какое-то странное приятное кружение подхватило братьев. Они пришли в себя на равнине, поросшей мягкой и светлой, короткой весенней травой. Место было незнакомое. Вокруг жила и дышала весна. Юноши бодро вскочили на ноги. Вдали, очень далеко, виднелись три пирамиды, казавшиеся совсем маленькими, словно бы игрушечными. Воздух был прозрачный, легкий для дыхания.

— Интересно, как мы теперь найдем дорогу обратно в пирамиду Марйеба? — Сет Хамвес с удовольствием потянулся, как после долгого освежающего сна. Голова не гудела, ноги были легкие, будто он и не пил.