В сердце Антарктики
Шрифт:
Вокруг мыса Ройдс рассеяно огромное количество гранитных валунов разных размеров и окраски, попавших сюда при отступании гигантского ледяного покрова, некогда заполнявшего пролив Мак-Мёрдо и покрывавшего нижнюю часть склонов Эребуса. Геологи были чрезвычайно рады, что зимовка оказалась расположенной в местности, доставлявшей им столь интересную пищу для исследования. Мёррей так же был доволен представлявшимися ему в будущем возможностями биологических наблюдений, так как чуть не ежедневно то тот, то другой из нас приносил известие о нахождении еще какого-нибудь нового озера или озерка в окрестностях. Вскоре мы установили, что поблизости находится не менее дюжины небольших водоемов, которые могли оказаться интересными для биологических исследований. Внимание Моусона привлекали различные формы льда и снега в озерах и на окружающих холмах. Изучение их обещало дать любопытные результаты в той области физики, которая его особенно интересовала. Ночи, становившиеся все длиннее, напоминали о том, что над зимовкой скоро появится и южное полярное сияние. Собрать о нем возможно
Я уже писал о том, что метеорологическая будка была построена еще до отправления партии на Эребус и что тогда же начались наблюдения. Теперь, когда все находились дома, на зимовке были организованы регулярные метеорологические наблюдения. Адамс, метеоролог экспедиции, вел все наблюдения от 8 до 20 часов. Ночной дежурный производил их от 22 часов до 6 часов. Наблюдения проводились через каждые два часа.
Я не собираюсь писать здесь длинный трактат по метеорологии, но изложу главное, что может интересовать читателя. Наблюдения производились прежде всего над температурой воздуха, ветром и направлением облаков. Подобные наблюдения и в более умеренной полосе имеют большое значение, здесь же в Антарктике, которая еще так мало изучена с точки зрения метеорологии, было в высшей степени важно собрать все возможные данные об атмосферных явлениях. Мы были в особенно выгодном положении вследствие того, что могли наблюдать не только изменения, происходившие в нижних слоях атмосферы, но и те, которые совершались в ее верхних слоях. Эребус своим облаком пара или дыма, находящимся на его вершине, точно указывал нам направление верхних воздушных течений, так что мы как будто были связаны с превосходной высокогорной обсерваторией.
Комплект метеорологических инструментов, приобретенных Адамсом, был полон настолько, насколько позволяли наши финансы. В метеорологической будке находился максимальный термометр, то есть термометр, отмечавший наивысшую температуру в период между двумя наблюдениями. Он устроен так, что раз поднявшись, ртуть в трубке остается на своей высшей точке, хотя бы температура после этого и упала. Записав показания, термометр встряхивают, и это заставляет ртуть понизиться до уровня, соответствующего действительной температуре в момент наблюдения. Затем термометр возвращают на место и через два часа снимают новые показания. Минимальный термометр для констатирования низкой температуры был не ртутный, а спиртовой ввиду того, что ртуть замерзает при –39°. Когда температура падает, столбик спирта, понижаясь, увлекает вниз погруженный в него маленький черный индикатор. Если затем температура повышается и столбик спирта поднимается, индикатор остается на месте, показывая, таким образом, самую низкую точку температуры. Положение индикатора отсчитывается по специальной шкале. При помощи этих приборов мы всегда могли установить высшую и низшую точки температуры в промежутке между наблюдениями.
Кроме максимального и минимального, там же помещались простые термометры с сухим и смоченным шариком. Сухой термометр отмечает температуру воздуха в каждый данный момент, и для этой цели у нас применялся, конечно, спиртовой термометр. Влажный термометр представляет собой обыкновенный термометр, вокруг шарика которого намотан маленький кусочек материи, предварительно погруженной в воду; на воздухе мокрая материя моментально замерзала. В результате испарения льда, окутывавшего шарик, температура, отмечавшаяся этим термометром, была ниже той, которую показывал сухой термометр. Это понижение стояло в прямом соотношении с влажностью воздуха. Для большей точности влажные термометры менялись каждые два часа: термометр, по которому был произведен отсчет, уносили в дом и заменяли другим, на котором только что образовался новый слой льда. Смачивать термометр мокрой кисточкой, как это делается в умеренном климате, было, разумеется, невозможно: по дороге от дома к будке вода обязательно превратилась бы в кусок льда. Для проверки показаний термометров в будке находился также самозаписывающий термометр или термограф. Это очень тонкий инструмент, снабженный металлическими дисками, расширяющимися или сжимающимися при каждом колебании температуры. К дискам прикреплен рычаг, поддерживающий самопишущее перо, которое упирается в разграфленную бумагу, намотанную на барабан, приводимый в движение часовым механизмом. Завод этого часового механизма рассчитан на неделю. Перо термографа вычерчивает на бумаге кривую, подъемы и падения которой соответствуют изменениям температуры воздуха.
Все эти инструменты помещались в метеорологической будке, устроенной таким образом, что хотя наружный воздух имел в нее свободный доступ, ветер не мог врываться туда с силой, так же как не попадали непосредственно на чувствительные термометры и лучи солнца. На плоской крыше будки были прибиты в виде креста две планки, причем более длинная была направлена точно по меридиану, то есть с севера на юг. На небольшом стержне в передней части будки был укреплен флюгер, который поворачивался в сторону, противоположную той, откуда дул ветер. По положению флюгера относительно креста определялось и отмечалось вместе с прочими наблюдениями и направление ветра. Для определения силы ветра и расстояния, пройденного им в промежуток между наблюдениями, применялся специальный прибор – анемометр, укрепленный на одной из подставок, поддерживающих будку. Мы использовали прибор, известный под названием анемометра Робинсона [76] .
76
См. рис. на стр.
В обычных климатических условиях отсчет всех этих инструментов не составляет большой трудности и занимает лишь несколько минут, но в Антарктике, особенно во время снежной бури, это становится делом трудным. Бывает, что ветер задует огонь фонаря, применяющегося для отсчета инструментов в темноте. В таком случае неудачливый наблюдатель вынужден возвращаться в дом, зажигать там фонарь и снова с большим трудом добираться до будки. Мы пытались облегчить отсчет всех этих инструментов во время долгой полярной ночи, устроив в будке электрическое освещение, пробовали приспособить для этого аккумуляторы автомобиля, но сила тока их оказалась недостаточной.
В дополнение к метеорологической будке Моусон устроил на вершине самого высокого холма у зимовки особый анемометр своей собственной конструкции для определения силы самых сильных порывов ветра во время бури. Выяснилось, что такие порывы нередко обладают скоростью более 160 км в час.
Затем имелся еще один инструмент, связанный с метеорологическими наблюдениями – снегомер. Профессор Дэвид использовал в качестве снегомеров несколько запасных колен железной печной трубы, в которые набирался падающий снег. Снег из них потом высыпали в ведро, приносили в дом, и, когда он таял, по количеству воды мы могли точно определить количество выпавшего снега. Эти наблюдения были очень важны, так как от количества осадков зависит весьма многое в антарктических странах. Все расчеты относительно образования огромных снежных полей и ледников основываются на количестве осадков в форме снега и на скорости испарения льда. Последняя также определялась нами: мы наблюдали за испарением точно измеренных кубиков льда или снега, подвешенных под краем крыши дома, где на них не действовала теплота помещения.
В доме находился ртутный барометр, показания которого также записывались каждые два часа; кроме того, имелся барограф, который отмечал все изменения атмосферного давления в виде недельной кривой. Каждый понедельник утром Адамс менял бумагу у барографа и термографа; текущие ежедневные наблюдения регулярно заносились в метеорологический журнал. Таким образом, метеорологу было достаточно дела. Кроме того, обыкновенно всякий человек, возвращаясь с экскурсии или с каких-нибудь работ вне дома, приносил сведения относительно направления облака дыма на Эребусе или о виденном им ложном солнце или луне.
Как только лед в заливе стал достаточно прочным, чтобы выдерживать тяжесть человека, Мёррей занялся своими биологическими исследованиями. Его целью было собрать коллекцию различных морских животных, обитающих на дне и в глубинных слоях моря. Это дело требовало обширных приготовлений: во льду пробивалась прорубь, через которую на дно опускалась обычно на несколько дней сеть с приманкой в виде кусков мяса пингвина или тюленя. Различные моллюски, ракообразные и другие морские животные забирались в отверстие, находившееся наверху этой ловушки. Когда ловушку вытаскивали, все содержимое помещалось в ведро с водой. Затем его несли в дом, чтобы оттаять, так как и на этом коротком пути в четыреста метров вода успевала замерзнуть. После оттаивания улов разбирался и раскладывался по банкам, в которых животные, предварительно умерщвленные различными химикалиями, хранились в спирту для последующего изучения в Англии. Позднее Мёррей нашел, что ловушка дает недостаточно материала, и предпринимал драгировки [77] следующим образом: когда во льду залива появлялась трещина, он опускал вдоль нее на дно веревку длиной метров в пятьдесят. На концах трещины пробивались проруби, через одну из которых на дно опускалась привязанная к концу веревки небольшая драга; веревку тянули за другой конец и проволакивали таким образом драгу по дну на протяжении всей длины веревки. Подобным способом удавалось собирать гораздо больше животных, каждый раз драга приносила что-нибудь новое. Когда трещина замерзала, работу все равно продолжали, пока сохранялись проруби у концов веревки. В этом деле Мёррею помогал Пристли.
77
Драгирование – процесс получения проб донных осадков.
Когда предпринимались экскурсии, то каждый из нас внимательно смотрел, не встретится ли какая-нибудь интересная горная порода или образчик флоры. Однажды Мёррей был страшно обрадован, когда мы принесли ему мох, найденный в одном хорошо укрытом месте за Задней бухтой, – это был единственный образчик мха, добытый по соседству с нашей зимовкой до наступления полярной ночи. Случалось, что мы натыкались на какой-нибудь крохотный лишайник или любопытного вида водоросли, растущие на вулканической почве, но этим и ограничивались все представители наземной растительности в этой широте. В северных полярных областях под соответствующими широтами находят до 18 видов различных цветковых растений; там имеется даже крохотное карликовое дерево – полярная ива.