В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

Хедин Свен

Миновав селения Чашман (145 дворов) и Тызнап (200 дворов), мы очутились в широкой долине Тагдумбаш; перед нами расстилались поля и луга, на которых паслись овцы, козы и рогатый скот. Направо возвышалась терраса, на верху которой находится селение и крепость Таш-курган (каменная крепость). По расположению она напоминает Памирский пост.

Для меня было большой, но очень приятной неожиданностью встретить здесь моего друга, мистера Мэкэртнея, который внезапно получил от индийского правительства приказ присоединиться к англо-русской комиссии, обсуждавшей вопрос о границах на Памире. Я разбил свою палатку рядом с его, и мы провели вместе очень приятный вечер.

27 июля мы с Мэкэртнеем посетили Таш-курган.

И селение, и крепость имели жалкий вид. Большинство жилищ представляли одни развалины после землетрясения; уцелевшие дома были испещрены трещинами сверху донизу. Правда и возведены-то они были из крайне непрочного материала, обломков конгломерата; цементом же служили просто комья земли. Множество трещин виднелось и на поверхности земли. Китайский гарнизон и жители селения размещались частью в юртах, частью во временных палатках.

Осмотрев селение, мы посетили коменданта крепости Ми-дарина и нескольких других мандаринов, которые все приняли нас очень приветливо. Для нас были поставлены в юрте стол, стулья и ложа, на которых занимают места курильщики опиума. Угощали нас всячески. Я затянулся раза два из трубки с опиумом, но никакого особенного наслаждения не испытал.

^{Аул таджиков в Тагдумбаш-Памире} 

Нам предстояло еще раз пересечь пустыню Такла-макан, чтобы разыскать следы древнейшей буддийской культуры и погребенных в этом песчаном море городов, посетить диких верблюдов на их бесплодной родине и разыскать следы озера Лобнор, отмеченного на китайских картах. Оттуда же предстояло форсированным маршем пройти сотни миль обратно до Хотана, проникнуть через северные нагорья Тибета в Цайдам и познакомиться с монголами, тангутами и тибетцами, чтобы затем через Гань-су, Ала-шань, Ордос и Северный Китай добраться после трех с половиной лет странствования до цели моего путешествия, до Пекина.

II. Между русскими и англичанами на Памире

Друг мой, мистер Мэкэртней, отправившийся к озеру Виктории (Зор-куль), чтобы примкнуть к пограничной комиссии, уговаривал меня присоединиться к нему, но я, имея намерение исследовать верховья Яркенд-дарьи, отклонил его приглашение. После нескольких дней совместного пути мы и расстались с ним 30 июля около Гуджат-бая, как полагали, навсегда, так как Мэкэртнею предстояло затем отправиться с английской комиссией в Индию. Он направился к западу вдоль Тагдумбаш-дарьи, а я к югу вдоль Хунджур-аба и через несколько дней достиг северной подошвы Гиндукуша.

В продолжение двенадцати дней я предпринимал разные экскурсии, исследовал наиболее значительные долины, которые снабжают водой реку Хунджураб, и восходил на перевал того же имени (4810 метров), чтобы взглянуть, как воды, вытекающие из-под одного из ледников, находящихся на перевале, направляются частью в Индийский океан, а частью в Яркенд-дарью и Лобнор. Пытался я также, но тщетно пробраться через перевалы Упранг, Кара-су и Илы-су к верховьям Яркенд-дарьи, называющейся здесь Заравшаном или Раскем-дарьей. Повсюду мне говорили одно и то же: добраться до реки можно в несколько дней, но перебраться через нее летом нигде нельзя. Узкое, глубокое ущелье Илы-су так было исковеркано последним землетрясением, что стало недоступным даже для яков, и пробраться через него можно было лишь пешком.

Итак, я попал в глухой закоулок. Только к западу открывались передо мной неизвестные области Памира, я и решил направить путь к истокам Аму-дарьи.

17 августа мы достигли

Чакмактын-куля (Огниво-озеро), откуда вытекает река Ак-су (или Мургаб). Зная, что большая англо-русская комиссия, назначенная для проведения пограничной линии от озера Виктории до китайской границы, как раз работала теперь в Михман-джолы (Дорога в гости) — небольшой поперечной долине, всего в одном дне пути к северо-востоку, я не мог отказать себе в удовольствии побывать там.

Я, однако, не желал нагрянуть на занятых разрешением таких щекотливых вопросов комиссаров врасплох, словно вор ночью и поэтому предварительно написал двум главным комиссарам письмо, в котором спрашивал, примут ли они меня. Получив от них с моим же курьером любезные приглашения, я выступил 19 августа в путь, к вечеру того же дня прибыл в Михман-джолы и разбил палатку на нейтральной почве, между киргизской юртой русских комиссаров и индийской палаткой англичан.

Русский комиссар, генерал Повало-Швейковский, губернатор Ферганы, был моим старым знакомым и покровителем, поэтому первый мой визит я считал долгом сделать ему. Но попасть в русский лагерь можно было, только проехав через английский, а тут перехватил меня мистер Мэкэртней, передавший мне приглашение к обеду от генерала Джерарда, главного английского комиссара.

Таким образом, я очутился между двух огней. Единственным средством спасти свой нейтралитет было сослаться на давнишнее знакомство с русским главным комиссаром и на свой непрезентабельный костюм.

Генерал Швейковский встретил меня с распростертыми объятиями, мы засиделись в беседе за полночь, и хозяин мой, не слушая моих протестов и ссылок на нейтралитет, велел поставить для меня чудесную юрту с постелью. Я давно уже отвык от такой роскоши.

На следующее утро я сделал визит генералу Джерар-ду, который принял меня с таким же радушием и тут же перезнакомил со всеми членами комиссии. Ближайшим помощником генерала был полковник Гольдиш, который за свои тригонометрические и астрономические труды при исследовании пограничных областей Индии был награжден большой золотой медалью английского Королевского географического общества. Остальные члены: майор Уохэб — топограф, капитан Свайней, бегло говоривший по-русски, доктор Алькок — директор музея в Калькутте и профессор Калькуттского университета, и, наконец, мой друг, мистер Мэкэртней. Кроме того, англичане привезли с собой для производства съемок трех пундитов.

Между русскими я нашел много знакомых из Туркестана: полковника Залесского — астронома, капитана Скерского — нового коменданта Памирского поста, и старого знаменитого топографа Бендерского, который исколесил всю Западную Азию и был прикомандирован к посольству, отправленному русскими в Кабул при эмире Шир-Алихане.

Ближайшими помощниками русского главного комиссара были: господин Панафидин, бывший русский консул в Багдаде, где у нас с ним нашлись общие друзья, и полковник Галкин, путешествовавший по Восточному Туркестану. Остальные члены: доктор Вельман и четверо молодых офицеров.

Эскорт русских составляли 40 казаков, военный оркестр из 18 человек и масса туземцев — джигитов и караванных проводников. У англичан было с собой до 200 солдат индийской армии, индусов, афридиев и канджутцев.

Я не стану касаться важных задач комиссии, упомяну только, что нельзя и представить себе более товарищеских и приятных отношений, нежели отношения, установившиеся между этими двумя лагерями, которые отстаивали столь противоположные интересы. Здесь всегда господствовало такое веселое, откровенно дружеское отношение, что посторонний человек, не предупрежденный заранее, ни за что не догадался бы, что тут, в сущности, идет серьезная борьба интересов двух государств: русским хотелось отодвинуть пограничную линию как можно дальше к югу, а англичанам, наоборот, к северу.