В сердце и в памяти
Шрифт:
Итак, последние два-три километра…
До полудня бой не ослабевает ни на минуту, а продвинуться дальше канала не можем. Даже с дивизионным наблюдательным пунктом не повезло. Его трижды пришлось менять из-за постоянных вражеских артналетов, то и дело обрывавших проводную связь с полками. Последний наш наблюдательный пункт противник наконец-то потерял. Расположен он на четвертом этаже полуразрушенного дома. Посмотришь вниз — развороченные этажные перекрытия, посмотришь вверх — безоблачное голубое небо. Но обзор с этого наблюдательного пункта отличный.
Комдив
На лестничную площадку поднимаются начальник штаба дивизии полковник В. М. Ионов и начальник оперативного отдела майор Я. Г. Миско.
— Что-то важное, раз вместе? — вопросом встречает их Семченков, откладывая в сторону бинокль.
— Боевое распоряжение на завтра, 2 мая, — говорит полковник Ионов.
Семченков берет распоряжение, пробегает его быстрым взглядом.
— Так, так… — отмечает он. — Задача, значит, прежняя. А вот детали…
Детали требовали внимания: частная перегруппировка к правому флангу; за ночь пополнить войска всеми видами снабжения; сосредоточить на назначенных направлениях танковые части и подразделения; предельно подтянуть к линии фронта артиллерии, вплоть до орудий большой мощности…
Начальник штаба предлагает вызвать начальников штабов полков и частей усиления и нанести уточненные боевые задачи на их карты. Семченков соглашается: части в результате этого получают на выполнение приказа четыре, а то к пять часов светлого времени.
— Идем в штаб, — распоряжается полковник Семченков.
И пока мы спускаемся по лестнице, связисты названивают в полки: передают приказ начальникам штабов полков явиться в штаб дивизии.
Штаб дивизии располагается в одном из массивных домов на Потсдамерштрассе. Это всего в двухстах метрах от переднего края. Но для вражеской артиллерии и танков совершенно не уязвим, так как дом со всех сторон защищен крепкими каменными стенами других. Но вот внутри он совсем не соответствует назначению штаба: два десятка комнат с зеркальным паркетом, старинная сверкающая мебель, на стенах картины в золоченых рамах… Не иначе, здесь жил какой-то высокопоставленный гитлеровец.
Разбор предстоящей задачи затянулся. Рисковать солдатскими жизнями, когда Победа — вот она, рядом, никому не хочется. Офицеры стараются обсудить все, что поможет обойтись без крови, потерь…
Заметно сгущаются сумерки. Идем в полки: проверять готовность к завтрашнему бою. Чтобы пересечь улицу, переулок, приходится ловить подходящий момент — артналеты почти не прекращаются.
Железное кольцо советских войск неумолимо сжималось, дальнейшее сопротивление становилось бессмысленным. В 0 часов 40 минут 2 мая радиостанция 79-й стрелковой дивизии перехватила радиограмму на русском языке с таким текстом:
«Алло! Алло! Говорит 56-й германский танковый корпус. Просим прекратить огонь. К 0.50 минут ночи по берлинскому времени высылаем парламентеров на Потсдамский мост. Опознавательный знак — белый флаг, на его фоне красный крест».
О
«Штурм прекратить на участке встречи парламентеров».
Потсдамский мост в зоне действия нашей дивизии. Высылаем туда офицеров штаба. Ждем сообщений. И вот телефонный звонок на дивизионный наблюдательный пункт. Полковник И. С. Семченков подходит к телефону. Докладывает командир 137-го гвардейского стрелкового полка Власенко:
— Только что на участке моего полка перешел линию фронта немецкий полковник, назвавшийся начальником штаба 56-го танкового корпуса и оборонительных сил Берлина.
— Откуда такие данные?
— Сам говорит, — отвечает полковник Власенко. — Еще с ним два майора и переводчик.
Семченков распорядился доставить всю группу в штаб дивизии. Вскоре парламентеры прибыли. Старший представился:
— Полковник фон Дуфвинг, начальник штаба 56-го танкового корпуса. Я уполномочен командиром корпуса генералом артиллерии Вейдлингом заявить советскому командованию о решении прекратить сопротивление и капитулировать. Генерал Вейдлинг, как известно русскому командованию, является командующим обороной Берлина.
На вопрос Ивана Семеновича Семченкова, сколько войск обороняет Берлин, он ответил:
— Гарнизон Берлина сформирован из частей 56-го танкового корпуса, 9-й армии, усилен частями, которые постоянно дислоцировались в городе. Всего войск 180—200 тысяч.
— Сколько времени нужно командованию корпуса для того, чтобы личный состав сложил оружие и был передан Советскому командованию? — продолжал полковник Семченков.
Фон Дуфвинг ответил:
— На это потребуется три-четыре часа. Мы намерены поторопиться и использовать ночное время, так как Геббельс отдал приказ стрелять в спину всем, кто попытается перейти к русским.
Обо всем снова было доложено командующему 8-й гвардейской армией генерал-полковнику В. И. Чуйкову. Командарм приказал:
— Полковника фон Дуфвинга отправить к генералу Вейдлингу с заявлением о принятии капитуляции, а двух немецких майоров, пришедших с ним, оставить у себя.
Полковник фон Дуфвинг ушел. Ждем результатов. Понимаем историческое значение предстоящего события, не скрываем волнения.
Перед рассветом 2 мая в нашем штабе первым появляется среднего роста худощавый старик в генеральском мундире. В очках, дышит тяжело. Некоторое время сидит перед полковником Семченковым с закрытыми глазами.
— Назовите себя, генерал, — обращается к нему Иван Семенович.
Тот оживляется.
— Вейдлинг, — говорит, — генерал артиллерии, командир 56-го танкового корпуса, с некоторых пор командующий обороной города Берлина.
Генерал обращается к Семченкову с просьбой организовать ему встречу с представителями высшего командования Советской Армии.
— Я уже отдал части сил приказ о капитуляции. Полагаю, он будет встречен одобрительно?
— Безусловно, — подтверждает полковник Семченков.