В сердце Земли
Шрифт:
К полудню, через двенадцать часов после старта, мы находились на глубине восьмидесяти четырех миль. Термометр показывал 153°.
Перри заметно повеселел, но убей меня Бог, если я понимал причину его оптимизма. Он прекратил ругаться и принялся что-то напевать себе под нос. Неужели напряжение последних часов заставило его слегка повредиться рассудком? Я же все это время предавался бесплодным сожалениям, вспоминая многочисленные поступки в своей жизни, которые мне хотелось бы как-то искупить. Например, тот случай в Эндовере, когда мы с Колхауном подложили пороховой заряд в печку и один из мастеров чуть не поплатился жизнью; потом еще... Но что проку вспоминать,
– Какие показания, Дэвид?
– оторвал меня от мрачных размышлений голос Перри.
– Девяносто миль и 153°, - ответил я.
– Клянусь Богом, мы камня на камне не оставили от этой пресловутой тридцатимильной теории!
– злорадно захихикал Перри.
– Но нам-то от этого не легче!
– угрюмо отозвался я.
– Мальчик мой, неужели ты не обратил внимания на то, что последние шесть миль температура больше не повышается?
– удивленно спросил он.
– Подумай об этом, сынок.
– Я-то подумал!
– огрызнулся я.
– Но абсолютно не вижу разницы: не все ли равно, какая будет температура - 153° или 153000°, когда у нас кончится воздух. Так и так мы погибнем, и никто никогда об этом не узнает.
Должен признаться, однако, что в глубине души у меня тоже затеплилась какая-то надежда. Я, правда, не смог бы, да и не пытался вразумительно объяснить, на что я надеюсь, но сам факт, как подчеркнул Перри, опровержения научных теорий в ходе нашего путешествия очевидно доказывал полную непредсказуемость действительного строения Земли. А это вселяло некоторую надежду, по крайней мере до тех пор, пока мы продолжали оставаться в живых.
На отметке сто миль температура упала на полградуса! Когда я сообщил об этом Перри, тот восторженно заключил меня в свои объятия.
До полудня следующего дня температура продолжала неуклонно падать, пока в кабине не стало столь же холодно, как перед этим было невыносимо жарко. На глубине двухсот сорока миль в кабине резко запахло аммиаком, а температура упала до -10°. Почти два часа мы страдали от ужасного холода. На глубине двухсот сорока пяти миль мы вошли в мощный ледяной пласт, и температура резко подскочила до +32°. Последующие три часа мы пробивались через лед, а затем вновь началась насыщенная аммиаком порода и опять резко похолодало.
Через какое-то время температура снова стала подниматься, пока мы окончательно не уверились, что приближаемся к расплавленным слоям земной коры. На глубине четырехсот миль температура достигла 152°. Я лихорадочно наблюдал за неуклонно ползущим вверх ртутным столбиком. Перри наконец-то прекратил напевать и начал молиться.
Нашим надеждам был нанесен такой удар, что нарастающая жара казалась нам куда сильнее, чем была на самом деле. В последующий час столбик поднялся лишь на один градус и на глубине четырехсот десяти миль достиг максимальной пока отметки в 153°. Теперь мы уже оба следили за термометром, затаив дыхание. Остановится ли он на этой черте или будет безжалостно ползти вверх? Понимая, что обречены, мы все же с упорством утопающих цеплялись за последние обрывки надежды.
Указатель кислорода уже приближался к критической черте - воздуха оставалось не более чем на двенадцать часов, хотя непохоже было, что мы проживем эти часы.
На отметке в четыреста двадцать миль я снова посмотрел на термометр и не поверил своим глазам.
– Перри!
– закричал я, - Перри, старина, он опускается! Опускается! Опять 152°!
– Черт побери!
– недоумевающе
– Неужели в центре Земли находится холодное ядро?
– Понятия не имею, - ответил я, - но, слава Богу, что мы не изжаримся на медленном огне. Я готов принять любую другую смерть, но только не такую.
А ртутный столбик опускался все ниже, пока не достиг того же уровня, что и на глубине семи миль в caмом начале нашего пути. В это время перед нами встала другая проблема - истощение запасов кислорода. Перри первым почувствовал это. Он судорожно стал нажимать кнопки, регулирующие его подачу, а через несколько секунд и я ощутил, как тяжело стало дышать. Голова у меня закружилась, руки и ноги налились свинцом.
Голова Перри беспомощно упала на грудь, но он тут же пришел в себя, выпрямился в своем кресле и повернулся ко мне.
– Прощай, Дэвид, - сказал он, - это, наверное конец.
С этими словами он улыбнулся и закрыл глаза.
– Счастливо, Перри!
– улыбнулся я в ответ.
Но я не впал в беспамятство. Я был молод и хотел жить. Целый час я сопротивлялся надвигающемуся удушью. Почти сразу я обнаружил, что поднимаясь выше по направлению к корме, я могу продолжать дышать. Примерно час я еще протянул на этих скудных остатках живительного газа, но всему приходит конец. Я понял, что на дальнейшее сопротивление неизбежному у меня просто нет сил. В последнем проблеске сознания я устремил взгляд на указатель расстояния. Он стоял на отметке ровно пятисот миль от поверхности земли. И в этот самый момент машина внезапно остановилась. Непрерывный скрежет от проходящих меж стенок обломков измельченной породы прекратился. Изменившийся звук от работы бура неопровержимо свидетельствовал, что теперь он вращается вхолостую. И тут меня осенило. Нос железного крота находился НАД моей головой. Я смутно припомнил, что такое положение возникло при проходе через ледяной пласт. Тогда мы как-то не обратили на это внимания, но сейчас я без труда нашел объяснение этому феномену: каким-то образом мы ухитрились развернуться во льду на 180° и теперь снова добрались до поверхности. Благодарение Богу, мы спасены!
Я приложил нос к заборной трубе, через которую предполагалось брать образцы породы, и с восторгом понял, что мои рассуждения оказались верны -сквозь трубу в кабину вливался поток свежего воздуха. Реакция на это открытие оказалась слишком сильной, и я потерял сознание.
Глава II
Странный мир
Без сознания я находился не больше секунды. Падение на железный пол кабины моментально привело меня в чувство.
Первым делом я бросился к Перри. Мысль о том, что он умер на пороге спасения, ужаснула. Разорвав рубаху у него на груди, я приложил ухо к сердцу и чуть не завопил от радости оно билось медленно, но ровно.
Я намочил водой платок и несколько раз похлопал им по лбу и щекам Перри. Мои усилия привели к результату - он раскрыл глаза. Некоторое время старик тупо глядел на меня широко раскрытыми глазами, но постепенно взгляд его становился все более осмысленным. Он приподнялся и сел, удивленно втягивая носом воздух.
– Послушай, Дэвид, - обратился он ко мне, - я не ошибаюсь, это действительно свежий воздух? Что все это значит и где, черт побери, мы находимся? Что произошло?
– А то, что мы снова на поверхности, Перри! сказал он, - это, наверное радостно объявил я, - но вот где именно, не имею представления. Я еще не открывал люки, потому что был слишком занят вашим "оживлением". Ей-Богу, ваша жизнь висела на волоске!