В сетях инстинктов

Ларионова Жанна Денисовна

– Винтовка находится в сейфе, у него в офисе. Все легально, с разрешением.
– Платов сложил руки на груди и стоял, облокатившись на стол, чтобы уменьшить усталые мышцы в пояснице.
– Калинкин с Девадзе только что вернулись. У Кирилла большой опыт обысков. Если там что-то было, я уверен, что он нашел бы.

– Так, - стал листать свои записи Сафонов.
– повторяю, ты должен поговорить с Носенко, как только она вернется. Проясни ей, что выгоднее все нам рассказать, чем быть подозреваемой в двойном убийстве.

Платов кивнул, записав.

– Во-вторых,

и это важнее сейчас, - продолжал Сафонов, - нужно установить круглосуточное наблюдение за Бонго. Кого предлагаешь отрядить для этого?

Платов задумался, потом щелкнул пальцами.

– Предлагаю Варламова, - он взглянул на шефа, - молодой, выносливый, упорный, ему служба еще нравится. Он будет стараться, поверьте мне. А что насчет Розенбаума тогда?

– Сафонов покачал головой.
– Нет, он - все еще главный подозреваемый в убийстве Смирновой. Продолжайте на всякий случай наблюдать и за ним. Я постараюсь, чтобы выделили еще людей.

Платов кивнул, раздумывая.

– Как часто докладывать вам о наблюдении за Бонго?

– Докладывайте, с кем он встречается, в том числе в виде консультаций. Фотографируйте все автомобили поблизости. Насчет него - если увидите что-то странное. Ладно, работайте.

Светлана вышла из кабинета, прошла вперед по коридору, уселась на диванчик около кадки с обшарпанной пальмой и набрала нужный номер. На другом конце абонент откликнулся сразу - словно ожидали ее звонка.

– Алло, - произнес знакомый женский голос, тихий, теплый, со слабой завораживающей хрипотцой.

– Ксюша, - сказала Возович.
– Это снова я. Нам надо встретиться и поговорить...

До дома Ксении Колчак в Дагомысе она добралась после восьми вечера. Движение затруднял снова поднявшийся над дорогой густой туман. Туман как всегда творил свои обманы, спрятав её жилище и полностью отрезав его от моря.

Дом выглядел покинутым, но фиолетовый 'Дэу Ланос' всё-таки был припаркован перед входом. Даже если бы машины там не оказалось, Светлана знала, что Ксения находится в доме тридцать четыре и она её отыщет. Дом на Батумском шоссе был её убежищем, её логовом, бункером, её замком из слоновой кости.

Когда ворота открылись, она въехала в облицованный кирпичом внутренний двор и припарковалась около 'Дэу'. Когда она шла по дорожке к дому, Светлана уже решила, что собралась действовать, как будто ничто не произошло, а убийства прошедшей ночью не было. Так или иначе она собиралась действовать по ситуации.

Она позвонила в дверь, и через пару минут Ксения ей открыла. Она была одета в белую льняную мини-юбку и блузку. Дом был неожиданно тёмен и мрачноват, все тени в нём поглощались белыми сгустками смога. Её жилище, казалось, было выкрашено в скорбные цвета, здесь царила абсолютная тишина, и, казалось, она может протянуть руку и схватить это безмолвие.

Поскольку они сказали добрый вечер друг другу, глаза Светланы задержались немного на Ксении, и она увидела, что Колчак смотрела на нее покрасневшими глазами. Её волосы были растрёпаны, щёки вытянутые и запавшие от недосыпания: она не спала, и это было очевидно. Её лицо было заплакано. Они прошли в гостиную, где уселись на хлопковом диване.

–

Я предполагаю, что ты в курсе дела, - сказала Светлана, сидя напротив Ксении. Колчак кивнула коротко, не глядя Возович в глаза.

– Я перейду сразу к сути дела, - начала Светлана, - важно, чтобы ты поняла, что то, о чем мы говорим здесь, конфиденциально. Иначе для всех, в том числе меня, будут немалые проблемы.
– Она пристально посмотрела на Ксению.

– Борис Розенбаум - подозреваемый. Не единственный подозреваемый; один из них. В каждом из этих убийств имеются определенные странности.
– Она сделала паузу, чтобы дать Ксении время подумать.

– Я понимаю, что Марина Смирнова говорила тебе относительно своих встреч с Борисом Розенбаумом?

Ксения кивнула.

– Что меня интересует: как Розенбауму нравилось заканчивать свои сценарии. Была ли какая-либо вещь, которую ему особенно нравилось делать, некоторая техника или физический акт? Было ли что-нибудь, что было особенно важно для него? Был ли любимый объект, вовлеченный в эти эпизоды с Мариной, любимой его 'игрой'?

Ксения отвернулась от нее и заговорила запинающимся голосом. Самоконтроль были сметен напрочь, его заменили сомнение и печаль.

– Это не всегда было одно и то же, сказала она наконец.
– Не как обычный установленный садо-мазо порядок, где с помощью тщательно продуманного сценария оба партнера добиваются цели.
– Она смотрела на Светлану.
– Это были очень прямые, сложные вещи. Розенбауму нравилось страдать; Марине хотелось ощущать боль. Он не делал ничего особого или специального, чтобы угодить ей. Он делал то, что любил. Марина просто позволяла ему иметь свой путь. В целом, это было абсолютное слепое доверие к нему, что он ее не убьет или искалечит. Это была русская рулетка - свободный ход садо-мазо процесса без предсказуемого конца, способ, которым им обоим нравился. В общем, я не знаю, были ли у него любимые фетиши.

– Я думала, что Розенбаум встретил тебя сначала.

– Нет, я в клубе всего год.

– Что это за женщина была позавчера в баре?

– Людмила Ширяева, а что?

– Судя по увиденному мною, она является твоей любовницей.

– Кто она такая?

– Домохозяйка, кажется. Я сейчас не помню. У нее муж какая-то шишка на таможне.

– Сколько ты с ней знакома?

– Мы познакомились, когда я приезжала сюда весной. На одной из подобных вечеринок, какая была позавчера.

– Почему ты выбрала Одесского?

– Потому что мне нужна была любовь, а не секс. Я думала, что он понимает эту разницу. А как завоевывали тебя?

– Меня поимели в самом начале.

– Расскажи, как это произошло.

– Мы познакомились в суде, он защищал обвиняемого. Очень хорошо защищал - тогда он смог убедить присяжных, что обвиняемый невиновен. А я его арестовала. Его отпустили, а меня наказали.

– А что было потом?

– Разошлись по объективным причинам. Его стала интерсовать политика. Он переехал в Москву, наши встречи становились все реже, пока наконец он не сменил адрес и номер телефона. У него теперь горизонты другие - правозащитная деятельность, работа в различных комитетах поддержки политических заключенных и прочее. А я ушла в свободное плавание.