В сетях шпионажа, или «Час крокодила»
Шрифт:
— Перекрестись! — повелительно сказал он.
— Я неверующая, — отшутилась она.
«Я тоже неверующий, — подумал Круглов, — а вот креститься по-православному умею».
На другой день он изготовил в своем служебном кабинете несколько липовых документов с грифом «секретно», положил бумаги в папку, а папку после обеда «забыл» на столе в их комнате. Между листами спрятал волосок. Уехал, а через полчаса вернулся за «забытой» папкой. Анюта сидела у трельяжа и чистила перышки. Именно за этим занятием он оставил ее, когда уходил. В машине открыл папку и похолодел: волосок исчез.
Вечером Анюта объявила Круглову, что у них будет ребенок. Врет, думал он, целуя ее. Почуяла неладное и врет. А если правда? Он пошел к хозяйке дома бабушке Клочковой, сунул ей в руки пачку рафинада и попросил, краснея, как мальчишка:
— Ты, Егоровна, посмотри завтра утром, куда моя пойдет. Не будет ли встречаться с кем?
— Ревнуешь? — понимающе осведомилась старуха.
— Ревную, ой как ревную! Старый я, а она молодая. Сдается мне, что хахаля завела.
— Это ты правильно придумал. Нашей сестре доверять никак нельзя. Дело житейское. Все исполню в лучшем виде.
— Ты уж постарайся, Егоровна. Получишь еще банку тушенки.
Бабка рассыпалась в благодарностях.
Поздним вечером, перед тем как лечь в постель. Круглов сказал Анюте, лаская ее волосы:
— Выслушай меня внимательно, девочка. Ровно через неделю начнется наше большое наступление. Наша дивизия — на острие прорыва. Пойдем через непролазные топи. Потери будут большие. Поэтому мой тебе приказ: собирай вещички и поезжай к моей матери в Камышин. Там жди конца войны. Он не за горами. Родишь — мать тебе поможет. Деньги буду высылать. Вернусь с фронта — поженимся.
— Наши Одессу взяли, — робко возникла Анюта.
— Приказ обсуждению не подлежит, — отрубил Круглов.
Анюта понимающе кивнула, тесно прижалась к нему и всхлипнула.
Утром следующего дня Круглов, как обычно, отправился к восьми на службу, но через три часа вернулся. Он знал, что Анюты нет дома: у нее было дежурство в госпитале. Егоровна четко доложила ему о выполнении задания:
— Все у тебя в порядке, сынок. Ни с кем не встречалась, ходила на базар, ничего не купила, вернулась, ушла в госпиталь. Так что спи спокойно.
— Может, останавливалась где?
— Останавливалась. У березки, что возле почты. Постояла, дотронулась до дерева рукой, вроде как попрощалась с ним, и пошла дальше.
— Спасибо тебе, Егоровна! Век не забуду. Держи тушенку!
Он осмотрел березу. На белой коре увидел крестик, нарисованный губной помадой. Требует срочной встречи, сообразил Круглов. Он спросил у часового, стоявшего около их крыльца, не приходил ли кто-нибудь к Анюте.
— Никто не приходил. Вот только придурок этот. Ну, глухонемой — Митя. Анна Сергеевна вынесла ему покушать. А так — больше никто.
Митя и раньше к ним наведывался. Анюта давала ему поесть и дарила кое-какие его, Круглова, обноски.
— Давно он был тут?
— Да с полчаса уж миновало.
— Куда направился?
— Туда.
Круглов отпустил солдата-водителя,
Радиста он застал за обедом. Это был неказистый мужичонка, лет сорока, с бабьим лицом и редкими волосами. Как раз такой мусор немцы и вербовали в лагерях для военнопленных. Покупали за кусок сала и бутылку водки. Потом повязывали кровью и использовали по своему усмотрению. Попадались, конечно, и идейные враги, ненавистники России, но таких было немного.
Увидев майора, радист сразу все понял. Он поперхнулся пищей и медленно поднялся из-за стола. Лицо его сделалось серым.
— Ну, чего ты испугался? — ласково спросил Круглов. — Нельзя так расстраиваться по пустякам, не то, глядишь, почерк испортится со страху. У тебя когда сеанс связи?
— В четверг, в 19.00. Имеется еще волна экстренной связи. На ней могу работать, когда угодно.
— Доставай рацию и передавай вот это.
Круглов положил перед ним Анютину шифровку. Радист принес с чердака небольшой, но тяжелый ящик, распаковал его и стал дрожащими руками настраиваться на нужную волну.
— Э, нет, брат, так не пойдет. Ты успокойся. Ничего с тобой не случится. Будешь жить и работать под нашим контролем.
— Радиоигра?
— Ну да.
Когда радист передал шифрограмму, Круглов с великой ненавистью разрядил в него половину автоматного диска. Потом прикладом разбил рацию, а обломки и осколки ее опустил в нужник. После этого как ни в чем не бывало вернулся на службу, а вечером тоже как ни в чем не бывало приехал домой.
Анюта укладывала в вещмешок свои нехитрые пожитки. «Интересно, куда это она собралась? Ведь не к маме же моей! Скорее всего, решила рвануть когти пока не поздно. Я бы на ее месте слинял на пути к Камышину, чтоб увольнительная и проездные документы были в ажуре. А там… Ну не захотела ехать к свекрови. Решила жить самостоятельно…» Такие мысли вертелись в голове Круглова, в то время как он разбавлял водой спирт, открывал консервы, резал хлеб и расставлял на столе рюмки и другую посуду. Анюта отварила картошку и испекла пирожки с повидлом к чаю.
— Эх, гульнем мы с тобой сегодня! — говорил Круглов, обнимая ее за плечи. — Выпьем и за любовь нашу, и за дальнюю дорогу, и за тихую пристань!
— А ведь я люблю тебя, Круглов! — сказала вдруг Анюта, круто обернувшись и опалив его душу синим пламенем своих глаз.
Неужто вправду любит? Он ужаснулся этой мысли и жестоко прогнал ее прочь. Не раскисай, Круглов, не раскисай! Исполни свой долг до конца.
Тихая грусть осеняла их небогатое пиршество. А потом они любили друг друга. Он исцеловал ее всю, и теперь уже она испугалась его дикой необузданности.