Все, что мы скажем, будетИспользовано против нас же в суде,Равно, что, пытаясь изречь,Мы заведомо обречены;И пусть отсеченная головаМожет ввергнуть в страх миллионы людей,Мудрей не чеканить свой профильНа монетах поверженной в хаос страны.Но в ржавую проголодь осени,Когда по веткам горланят костлявые птицыИ крысы, как с тонущих бортов,Скользят по канавам растасканных в ночь мостовых,Приходит черед победителейГрядущего Аустерлица,И в упряжи белые кониСменяют коней гнедых.И, как знать, очертелых конейМеняют
ли на переправеИль, завидев едва,Режут шпорами едко, до одури сальных желез;И все заведомо предрешено,Только всякий стремглав и вправеВлезть в оглобли телегиС разболтанной осью колес.
Отечество
От замятых стогов пахнет скошенной вечностью,Холит гребнем копыт луговое ретивый стригун.Незабвенная длань. Первородство. Отечество.В изголовье уздечку хранит опочивший драгун.Бережет чутким чревом биенье, вовеки и присноПрисягнувшее верой солдатского неба сукно.Кропотливый родник. Благодать. Материнство.Молока перьевых распустившихся косм волокно.Славен воинский праведный пыл. Вечной памяти безднаВыступает из бранных полей и разносится днесь.Безграничная доблесть. Достоинство. Верность.Двуединый клинок, заключенный в могучий эфес.
По земле этой горе, голод.На санях тянут тело в дом.Старый колокол бьет, как молот,По жестянке души языком.Свет луны в амбразуре неба,Как маяк обреченным жить, —На пайке из сухого хлебаПрозапас сухари сушить.И такая тяжелая горечь,Будто баба, крестясь второпях,Над дитем умирающим вторит,Что в гробу, как у Бога в яслях.Я болею. Я болен душою.Я во времени вижу пятно,Где калека одною рукоюТкет страны не моей полотно.
«Зима суровая. Метель. Россия…»
Зима суровая. Метель. Россия.Я – русский! И судьба моя такожды.Ну-кось, пятастые жирные свиньи,Выкусьте кукиш за норов мой набожный!Чай не едино ль: тоска да сука?Кто вам сказал, что Сибирь невольная?Будь то, хоть трижды рожден не в муках,В тыщу невольней Первопрестольная!Яблоку негде упасть. Удавишься!Только б не кануть в бездонной пропасти.Смертной тайги малахит, ты нравишьсяМне, забулдыге безвестной волости!Аль Емельян, аль Григорий в голосе?Что-то звучит да поет заливисто!Русь окликает кочевный промысел,Предотворяя вопросу чибиса:«Чьи вы?» – И сами едва-то ведаем!Разве что помним по блеклым карточкамТех, кто зывался отцами-дедамиИ разбрелся по больничным тапочкам.В шарк да в приширк, да в едрить твою за ногуВымело, выскребло все из памяти!Только клюка за дверьми по-старому,Только подог под скамьей, как с паперти.Только костыль под душой бездельником, —Сивой кобылы бред безысходненский.Скольких поганой рукой, как веником,Выбьешь еще из нещадной горницы?Ухнуть! Да нет богатырской силушки!Ветер полыщет лихие головыДиких коней, вдоль по голой нивушкеРежущих воздух, как огнь олово.Гойда, бедовые! В пот из потника!Правда, что бойкий вас кто-то выдумал!Из поножовных рябых разбойников,Как в преисподнюю двери выломал.Что за земля! Все святые пустыни!Горклая кровь вперемежку с брагою.Зорю цедит от вечери к утренеПьяный кабатчик с ведерной флягою.Рделый
калач повалился за гору,Будто б по свету подался и?з печи, —Расщеголять коренной отвагоюПо несусветным просторам идучи.Тетка-метель, затяни последнюю,Чтоб застелило все чисто-набело!Жизнь начинаю тысячелетнюю!В сажень излом. В полверсты ухабина.
«Как в колодки, закуталась шея в овчинный ворот…»
Как в колодки, закуталась шея в овчинный ворот.Ничего! Оттрезвонило время Петрова бича!Жуткий холод! Собачий холод!В мочевом пузыре, как в ведре, застывает моча.В кирзу неба сапожною щеткой вогнали ваксуИ месяц, как вислый надсмотрщик, перится косо,Стиснув горло в столыпинский галстукИ грубый казенный сюртук необстроганных досок.Оторочили тело. И силы, и вера на убыль,Покуда в бушующем розливе вымелет брод,И гудят, как фабричные трубы,До срыва гортани обрыдшие схватки икот.Зубоскальте мясистые десны цепные полканы,Взовьет красногривый петух (И, седлай, бобыли!)Заколюченные ТуруханыРасширив до дальних окраин Российской Земли!Горек злой необдуманный пыл бестолковых напраслин.Не суди (Да и сам никогда ты не будешь судим!)С изуверским орудием казниНа распаренной в пьяном угаре солдатской груди.Как в колодки, закуталась шея в овчинный воротИ ссыхается бухта кишок, как пожарный рукав.Жуткий холод… Собачий холод…Мы ступаем мозольно, но шаг наш от щиколот брав!
«Горе-дорога. Ступаешь, что в плесень…»
Горе-дорога. Ступаешь, что в плесень.Листья да стебли – гать.За брюзглой грядой прозябающих весейСвету Христа не видать.Под ношей ли в тягость, иль похоть кобельяМусолит былинный дол?Иль ветр гривастый доносит похмельеСибирской реки Тобол?Бес половодит! Разбойничье время, —Церква, что брюшная хворь!От самых печенок заходится темяВ разящую падью корь.Непогодь мутная. Зорь на полгорсти.Божье ли то ремесло?Что не верста – голь да погостье,И в всяком Кресту – дупло.Чую. Ох, чую неладное всуе, —Тревожен мужицкий сон.Даром Николе кадит в ВерхотурьеПраведный Симеон?Кстися, котомная! В пляске греховнойИ Скинья твоя, и Дух!Видится, будто из хмари дубровнойПодымет овец пастух.Вязко распутие. Роздыху бедамНе сыщешь во всем пути.Тебе ли возмездия ужас не ведом?Господи, просвети…
«Всю ночь шлепал дождь…»
Всю ночь шлепал дождь,И окна, и дверь зевали.Бог с колокольни ослабил вожжи,С дьяконом фестивалил.Звонница, – в жопе шило, —Казалось, в огонь сорветсяВспомнить, как в сердце пожары тушила,Черпая из колодца.Я для себя незнамоКто и зачем, и прочее…Только в телегу, что прется упрямо,Теперь уж забрался прочно.Еду, трясет, качает,Жизнь не простая штука,Но все равно в ней души не чаю,В двери вхожу без стука.Пусть остается вечно,Как на болоте пятна,Ветер в лицо, будто обухом, встречноТо, что в душе невнятно.Дождь беспробудно лил,Линию, верно, гнул.Бог с протодьяконом взяли вилы,Двинули… На войну?
«Шел на грозу корабль…»
Шел на грозу корабль,волны корму седлали,стальные из стали сабливоздух по палубе стлали;горло полное солижадно глотало шторм,кормчий с кормою спорилв какую закладывать сторону;беглый из рабства парусмолнии сек, как плеть;чтоб никогда не состариться,чтобы не умереть.Ждала за грозою крепость,скалила скалы-пасть,выла, как выпь, свирепо,страх загоняла в страсть;крепко держала цепинад языком моста,ветра тряпичный трепеталкали ее уста;тело хотело сдаться,всю устремляя прыть;только бы не расстаться,только б не разлюбить.
«Не вздохнуть: наконечники огненных стрел…»
Не вздохнуть: наконечники огненных стрел —И булат из руки! И бегущее войско!И царица,За коей украдкой глядел,Над испариной насмерть поверженных тел,И топочущий грохот конский.И, – все кончено! Царство, затмившее мир,Пади вслед вершине, что грезилась только,В подножьеЕе непреступных Памир,Пред взором доспехов, клинков и мортир,И сердца, гудящего бойко!
