В школе юных скаутов. Поиски клада
Шрифт:
– Мы искали там клад. Подкоп. Каждую ночь рыли подкоп. А сегодня что-то случилось, и их засыпало!
– Дурачье! – Буров уже сдирал с себя куртку. – Здесь же почва нестабильная, ее укреплять надо!
– Что же делать?
– Глубоко они докопали?
– До подвала…
– Черт! Быстро спускайся!
– Не могу, – Жмуркин указал вниз. – Доски слетели…
Буров ругнулся и побежал к сараю, где хранились инструменты. Ключа у него не нашлось, и Буров просто выбил стену ногой. Схватил лопату и широкими
– Где копать? – крикнул он Жмуркину. – Где они?
– Там, со стороны реки! – ответил Жмуркин. – В земле лаз – бочки железные…
– Так не пойдет – слишком долго! А бочки землей забиты. Напрямую копать где? Сверху?
Жмуркин подобрал с колокольной площадки камень, завернул в него план деда и кинул вниз.
Буров быстро прочитал план, чего-то прикинул на пальцах, запрыгнул на насыпь, отсчитал нужное количество шагов и начал копать. Он работал быстро и привычно, скупыми, экономными движениями, с каждым взмахом лопаты все глубже зарываясь в песок.
Жмуркин наблюдал сверху. Небо окончательно расчистилось от облаков, луна проснулась и светила в полную силу, так что Жмуркину сверху было прекрасно все видно. Ему очень хотелось помочь Бурову, помочь Витьке и Генке, но он не мог ничего сделать – путь был отрезан. Оставалось только смотреть и ждать.
Со стороны лагеря показалась колонна скаутов. Скауты бежали организованным строем и даже, кажется, пели свою походную песню. Они вбежали на холм, разобрали будку с инструментами и, распределив между собой лопаты, присоединились к Бурову.
Работа пошла быстрее.
Потом под холмом послышался звук работающего двигателя, и почти сразу Жмуркин увидел грузовик. Грузовик протаранил шлагбаум и въехал на холм к монастырю. Остановился. Из кузова выпрыгнули несколько мужчин. Они подбежали к Бурову, он объяснил им, что делать. Мужчины взяли лопаты и тоже стали копать, только со стороны подземного хода.
Из кабины грузовика выбралась женщина. В руках у нее был чемоданчик, и Жмуркин подумал, что скорее всего это врач. Наверное, ее прихватили с собой деревенские, так, на всякий случай.
Тем временем команда Бурова дошла до деревянного пола и принялась прорубать его топорами. Жмуркину хотелось спуститься, узнать, как там…
Буров разобрал пол гостиницы и копал уже в подвале. Он выгнал наверх скаутов и работал лопатой сам. Скауты разгребали землю наверху.
Потом Буров отбросил лопату и стал копать руками. Чтобы не поранить Генку и Витьку, догадался Жмуркин.
Вдруг все засуетились, к насыпи побежала врач с чемоданчиком, и Жмуркин понял, что ребят откопали.
Сначала Буров вытащил из ямы Генку.
Генка был похож на гнома. Весь черного, вернее, землистого цвета. Им сразу занялась врачиха, заблестела
Витьку достали вторым. Витька шевелился и даже мог держаться на ногах. К груди он прижимал какой-то предмет, издали похожий на большую книгу. Он молча оглядел всех, сунул предмет ближайшему скауту и направился к источнику. Залез в него и погрузился в воду. Его принялись вытаскивать, Витька вяло сопротивлялся.
Генку тем временем откачали. Жмуркин видел, что Генка уже тоже стоял на ногах и что-то говорил Бурову. Буров слушал. Потом вдруг стал что-то спрашивать у своих подчиненных. Скауты засуетились и зашумели, и Жмуркину не стало слышно, что именно Буров спрашивал.
И вдруг по площади прокатился вздох. Жмуркин прилип к перилам, но ничего толком видно не было. Скауты окружили Бурова и Генку, в основном Генку, они теребили его, хлопали по плечам и чуть ли не собирались даже качать. В суматоху включились даже местные взрослые, Жмуркину слышалось, что они повторяют что-то вроде «наконец-то» и «чудо»… А некоторые, как показалось Жмуркину, даже крестились.
– Сокровище! – обрадовался Жмуркин. – Все-таки нашли! Ура!
И тут же расстроился. Теперь никаких благ от нахождения клада ждать не приходилось. В лучшем случае полагающийся нашедшему клад процент поделят на несчетное количество скаутских душ, в худшем случае клад передадут в пользу голодающих скаутов какой-нибудь там Доминиканской Республики… Так или иначе они, истинные кладоискатели, рисковавшие в этих поисках здоровьем и даже жизнью, получат или катастрофически мало, или вообще ничего…
И с грандиозными кинематографическими мечтами на время придется распрощаться…
Жмуркин загрустил. Спуститься бы, посмотреть, что да как… Но Жмуркин опасался напомнить о себе. Витьку и Генку, как пострадавших, простят, но его… Его могли и не простить. Быть сначала позорно снятым с колокольни, а затем еще и поколоченным Жмуркину не хотелось.
А еще Жмуркин боялся Сережи Бурова. Даже так – он боялся гнева Сережи Бурова. Ибо Сережа Буров, вероятно, в гневе страшен и скор на расправу. Жмуркин рассчитывал, что в суматохе Буров, возможно, и забыл про него и что потом, уже утром, его снимут приехавшие монахи…
Но Буров не забыл. Площадь опустела, скауты пошли досыпать в лагерь, Витьку и Генку отправили на грузовике в деревенский фельдшерский пункт замазывать зеленкой ссадины, народ рассосался.
– Эй, птеродактиль! – позвал Буров. – Выгляни в окошко, дам тебе горошка!
Жмуркин покорно подошел к краю площадки.
– Знаешь, скаут, – сказал Буров. – Ваша троица заставила меня закурить, а я не курил семь лет. Ты понимаешь, что нанес моему здоровью непоправимый урон? Ты представляешь, сколько нервных клеток из-за вас разрушилось в моем мозгу?