В сибирь за мамонтом. Очерки из путешествия в Северо-Восточную Сибирь
Шрифт:
Особым лакомством жителей прилегающих к Индигирке и Колыме областей является печень налима (Lota wulgaris). Мне приходилось видеть пойманных гарпуном гигантских налимов, вес которых доходил до сорока килограммов. Печень их, сваренная в соленой воде, действительно имеет право занять одно из первых мест среди якутских деликатесов.
В находящиеся между Индигиркой, Алазеей и Колымой озерах, да и в самих этих реках чрезвычайно много рыбы. Нам приходилось видеть, как якуты ловили рыбу неводами, вершами и крючками. Часто попадаются
Низменность между Индигиркой, Алазеей и Колымой испещрена множеством больших и малых озер. Мы прошли эти места в течение двух с половиной недель.
Эта часть нашего пути равнялась ста километрам. Возвращаясь обратно зимою, мы ехали в санях на оленях по совершенно прямому направлению. Теперь же приходилось делать скучные обходы. Здешние озера расположены так близко друг от друга, что между ними нередко имеется лишь узкая полоса земли.
Озерная область представляет большой интерес для зоолога и охотника.
Мы лежали в палатке на походных кроватях, ножки которых от каждого движения уходили все глубже в зыбкую почву. Летом, в тускло- сумеречную северную ночь, водяная дичь находится в постоянном движении. Над нами проносились стаи уток. Взлетая с поверхности озера, они вскоре снова с шумом опускались на его воды. Почти непрерывно слышались звуки, издаваемые крыльями диких гусей и лебедей. Крики их не смолкают ни на одну минуту в продолжение всей ночи. Даже во сне меня преследовали мелодичные, напоминающие колокольный звон, крики пролетающих мимо лебедей.
Стоило нам приблизиться к какому-либо озеру, как с берегов его подымались стаи уток. Мы без затраты лишнего времени пополняли наши запасы провианта.
Гуси и лебеди значительно осторожнее уток.
Еще труднее мне было подкрасться к властелину всего этого водного населения — орлану-белохвосту. Гнезда их обычно расположены на самых высохших деревьях. Наши казаки почтительно называли эти гнезда „орлиными домами”, так солидно и прочно они были построены. Близ гнезд повсюду были разбросаны остатки пиршеств этих крупных хищников: черепа, кости, крылья и перья птиц и зверьков. Расположение гнезда обеспечивает орлану широкий кругозор. Подкрасться к нему незамеченным — почти что невозможно.
Однажды утром, когда солнце, несмотря на половину августа, ярко освещало поверхность близлежащего озера, я заметил кружащегося над водой орлана. Стрелою бросившись к группе многочисленных здесь чернозобых гагар, он выбрал себе одну из этих птиц (Colymbus arcticus).
Интересно было наблюдать разыгравшуюся теперь на воде бешеную борьбу. Драма быстро закончилась в пользу орлана. Держа добычу в когтях, он гордо направился к противоположному берегу. Оставшиеся на озере гагары с гневными криками мчались к месту только что закончившейся битвы.
В это время мы остановились на отдых. Я объехал озеро и подкрался к заинтересовавшему
Ведя лошадь в поводу, мне, как это ни странно, удалось подойти к нему на очень близкое расстояние. Тут только понял я причину его неосторожности. Рядом с старым орланом, оказавшимся впоследствии самкой, сидела пара молодых. Вся компания обедала только что пойманной гагарой.
Материнская любовь явно взяла верх над осмотрительностью. Сильно возбужденная моим появлением птица даже не двинулась с места. Она издавала своеобразные звуки, служившие вероятно чем-то вроде предупреждения молодым.
Когда расстояние между нами уменьшилось до двадцати пяти шагов, птица, наконец, поднялась на воздух. Мой выстрел заставил ее спуститься на землю. Молодые, видимо, ничего не знали о человеке и его кознях. Они подпустили меня совсем близко, и я без труда подстрелил их обоих.
Сопровождавший меня казак прикончил раненого старого орлана. Молодые птицы были оперены темнее старого, но у них еще не было белого хвоста и серо-черных крыльев.
Я уже указывал на то, что якуты охотно едят мясо хищных птиц. От употребления убитых мною орланов они, однако, отказались. Одно из их суеверий указывает на то, что в теле орлана живет какой-то дух.
Во время обеденного отдыха меня сильно позабавил один из наших ямщиков. Еще на станции я обратил внимание на совершенно седого якута и просил содержателя станции дать мне более молодого провожатого. Тем не менее на первой же остановке я обнаружил его присутствие в караване.
Правда, мне тут же пришлось убедиться в том, что он не хуже молодого справляется с переноской тяжелых ящиков и тюков. Переводчик сказал мне, что этому старику исполнилось восемьдесят шесть лет. Я был поражен. Младший из ямщиков подтвердил слова товарища и прибавил, что этот старый якут всего лишь два года тому назад вступил в новый брак. Жена его — совсем молоденькая якутка.
Мое удивление еще больше возросло, когда я увидел, как уселся этот якут на свою лошадь. Легко разбежавшись, он прыгнул в седло, совершенно не прибегая к помощи рук.
Мы прибыли в Средне-Колымск второго сентября. Лежащие между Верхоянском и Колымском две тысячи километров отняли у нас полтора месяца времени.
XX. БЕРЕЗОВКА
Средне-Колымск произвел на нас лучшее впечатление, чем Верхоянск. Впрочем, мы, может быть, уже просто привыкли к сибирским городишкам и после скитания по тундре рады были снова встретить людей.
В этом городе бывшей Якутской области насчитывалось в ту пору двести семьдесят три жителя, из них восемьдесят человек политических ссыльных. Благодаря своему крайнему северо-восточному положению Колымск является одним из самых суровых мест ссылки.