В скрещенье лучей. Очерки французской поэзии XIX–XX веков

Великовский Самарий Израилевич

Наведение мостов

Жюль Сюпервьель

На протяжении всех шестидесяти лет своего писательства, во времена, когда по французской словесности одна за другой прокатывались волны очередных «авангардов», Жюль Сюпервьель (1884–1960) с упорной уклончивостью держался в стороне от запальчиво поисковых веяний в культуре и мысли XX в., а его лирика производила обычно впечатление опоздавшего родиться детища прошлого столетия. Нужна была чуткость Рильке, чтобы различить за ли шенной ухищрений милой сюпервьелевской «старомодностью» крайне уместную – насущнейшую для обстановки стремительных перемен и исторических потрясений – добрую волю «строителя мостов в пространстве» к поддержанию «преемственности над бездной».

Сюпервьель происходил из семьи французов,

обосновавшихся когда-то в Монтевидео, в детстве приехал учиться в Париж и уже в 1900 г., почти подростком, выпустил первую книжку, где ученически подражал своему земляку Лафоргу. Доброволец на войне 1914 года и французский гражданин, он вместе с тем сохранил и уругвайское гражданство, не раз возвращался в латиноамериканские края, порой живя там подолгу. В Уругвае застала Сюпервьеля и весть о поражении Франции в мае 1940 г. Расстояние не смягчило испытанной боли, и два года спустя его «Стихи о Франции в беде» – скорбные и нежные сыновние послания к матери в разлуке – окольно, через Швейцарию, до стигли Парижа, где ходили по рукам наравне с книгами Элюара, Арагона, других подпольщиков Сопротивления.

Париж, открытый город,Твоя душа живая,Томясь, исходит кровью,Как рана ножевая.………………………………Как будто в яме черной,Под окрики штыка,Струится удрученноФранцузская река.………………………………И льется с неба мрак.Ведь было бы изменойСтруить лазурь над Сеной,Когда в Париже враг.«Париж». Перевод М. Ваксмахера

Жюль Сюпервьель. Рисунок Мадлен Буше

Сюпервьель-поэт (а он еще и прозаик, драматург, сказочник) – негромкий, перемежающий обыденность грезами или легендами, певец привеченной лаской Земли и своего душевного родства со всем, что составляет мироздание: звездами и недрами, растениями и животными, океаном и минералами, родными, живущими с ним бок о бок, и обитателями дальних стран. Собственное тело и душа кажутся ему малой клеточкой необъятного творения, в которой не прерывно пульсируют те же токи, та же жизнь. Вслушиваясь в биение своего сердца, он ловит шумы из безбрежного космоса и в свою очередь дружески окликает жаркие пустыни, полярные льды, морских рыб, лесных зверей:

Только трону я коробкуИз сосны высокоствольной,Как застынет в чаще леса,Глядя на меня, олень.……………………………………Друг мой нежный, друг мой робкий,Чем могу тебе помочь,Через щель моей коробкиУстремляя взоры в ночь?Просекой твои зеницыВ глубь вселенной залегли.Тонкие твои копытца –Целомудрие земли«Олень». Перевод Б. Лившица

Для подобной переклички Сюпервьелю нет надобности переходить на крик – века и дали не помеха беседе, которая ведется непринужденно, по-братски доверительно. И хотя мосты душевного братства во вселенной, упорно наводимые Сюпервьелем, другого рода, чем узы товарищества «строителей света» у позднего Элюара, они тоже вызов отчужденности одиночек. К их перекидке тоже побуждает надежда по-своему разомкнуть кругозор личности до «горизонта всех». Сюпервьель бывал печально серьезен, тревожен, лукаво шутлив, но всегда он душевно открыт, приветлив. В минуты радости

он не теряет головы, в трагические мину ты – а ему были ведомы ужасы пустоты и смерти – не рвет на себе волосы.

Ночное чудище, лоснящееся мраком,Прекрасный зверь в росе других галактик,Ты кажешь морду мне, протягиваешь лапуИ недоверчиво отдергиваешь вновь.А почему? Я друг твоих движений темныхИ проникаю в глубь клубящегося меха,И разве я не твой собрат по мракуЗдесь, в этом мире, где, захожий странник,Держу стихи перед собой, как щит?Поверь, тоска молчания понятнаНетерпеливому, заждавшемуся сердцу,Что в двери смерти горестно стучит.Услышав робкие удары в стенку,Смерть перебоями его предупреждает:– Но ты – из мира, где боятся умереть.Глаза в глаза вперив, неслышно пятясь,В бестрепетную мглу ушло, исчезло…И небо вызвездилось, как всегда.Перевод Э. Линецкой

Частенько Сюпервьеля укоряли в повествовательности, недостаточно упругом и слишком гладком, «простоватом» письме, нежелании посягать на «дедовские» правила. На все такие упреки он со спокойной улыбкой отвечал, что не сочиняет «ребусов для разгадывателей тайн», у него «рассказчик держит под присмотром лирика» и что он вообще «из рода часовщиков, а потому заботится о содержании стихового механизма в порядке». Упорядоченность слога и размера вырастала у Сюпервьеля из его добротного доверия к жизни, отнюдь не праздного в своей заботе о сохранности ее скреп.

Противостоять катастрофе

Пьер-Жан Жув

Пережив в 1924 г. крутой духовный переворот, Пьер-Жан Жув (1887–1976) отрекся от своих предыдущих со чинений, где славил на заре XX века научно-техническое преображение рода людского и пел – в лад со своими друзьями по кружку «унанимистов» Жоржем Дюамелем, Жюлем Роменом, Шарлем Вильдраком – благорастворение личности в городских человеческих множествах. Вой на 1914 года порушила эти прекраснодушные обольщения: Жув, как и Элюар, понял им цену, работая в лазарете, где искалеченные снарядными осколками лежали вперемешку с отрав ленными газами. А вскоре из-за болезни легких он попал в Швейцарию, подружился здесь с Роменом Ролланом, в своей тогдашней пацифистской публицистике – как прозаической так и стихотворной, несущей следы учебы у Уитмена, – предал проклятию братоубийственную бойню и оплакал ее жертвы:

…Я пою великую песнь о беззаконном убийстве.

Никому не должно быть прощено оно, никому не должно быть забыто.И исполнен рыком и яростью, я пишу эту песнь страдания,И нескончаемо развертывается нескончаемое зрелище,Заполняя душу и мысли и живущих, и только рождающихся.Вижу миллионы голов, низко гнущихся в траншеях,Слышу миллионное эхо стрекочущих пулеметов.О, эти населенные траншеи, – мертвецы, лежащие рядом!Не навек ли так будут лежать эти мертвые рядом с живыми?И дальше, там, позади этих мертвых и этих живых, ещеШесть великих народов –В голоде и надменности, и лжи, и безобразии.«Европа». Перевод А. Эфроса [103]

103

Современная революционная поэзия Запада. М., 1930.