В сладостном плену
Шрифт:
— Считай, что я ничего не говорил, — заверил он ее. — Что саксы всегда вот так пренебрежительно относятся к добрым словам?
— Нет, только когда они так явно лицемерны.
— В чем же ты считаешь, я лицемерю? Торгун знал ответ, а Бретана не хотела и дальше накалять обстановку, объясняя ему очевидные вещи.
— Что ты, что Эдуард — как в вас много общего, — прошептала она больше для себя.
— А, это тот Эдуард, который должен был стать твоим мужем, не так ли?
Бретана отвернулась в сторону.
— Да, мой отчим. Мой жених. Вор.
—
Разоблачение двуличия Эдуарда в сочетании с оскорблениями Торгуна вызвали у Бретаны новый приступ гнева.
— О нет! — закричала она. — Я уже не нахожу во всем этом ничего странного. Эдуард просто выменял меня на Глендонвик, а потом ты захватил и меня. Как же жестоки мужчины!
Высокая волна тяжело ударила в правый борт судна, отчего оно сильно закачалось. Неожиданно конь Торгуна потерял равновесие и начал быстро сдвигаться вбок, в сторону Бретаны. К счастью, Торгун вовремя уловил опасность. Он бросился вперед, мгновенно схватил девушку на руки и таким образом не дал ее ногам попасть под тяжелые копыта коня. Еще мгновение — и свершилось бы непоправимое.
До тех пор, пока корабль перестало раскачивать, Торгун крепко прижимал Бретану к своей широкой груди, а руки его легко удерживали ее высокую, но такую хрупкую фигуру. В решительный момент он инстинктивно поднял обе ее руки, и теперь они как бы обнимали мощные плечи викинга.
На какое-то мгновение голова девушки сбоку прижалась к нему как раз под его подбородком, и она чувствовала тепло его тела и слышала над собой ровное дыхание молодого мужчины. Вначале это было чувство простой безопасности, но затем, когда он еще продолжал удерживать ее, в ней начало возникать какое-то другое, странное ощущение, в котором смешивалось и головокружительное удовольствие, и возбуждение. От этого ее дыхание участилось, а голова стала как будто воздушной.
Так неуверенно девушка себя еще никогда не чувствовала. Она пыталась приписать свою слабость качке корабля, однако что-то говорило ей, что и при спокойном море в голове у нее ничего бы не изменилось.
Не избежал подобных ощущений и Торгун, дыхание которого стало таким же глубоким и прерывистым, как у Бретаны. Внезапное напряжение в области гениталий также было ему хорошо известно, поскольку до этого он уже многократно получал физическое наслаждение от общения с женщинами. Однако его реакция на великолепное тело Бретаны как-то уж быстро заставила забыть его о главном. Хотя он и находил ее необычайно возбуждающей, ему нельзя забывать, что на корабле он занимается прежде всего делом. Любой неверный шаг может разрушить все, к чему он так стремится.
Резким движением освободив ее от своих объятий, Торгуй взял Бретану за плечи и легонько отстранил от себя.
— Все в порядке? — Его серьезный тон как бы объяснял ту вольность, которую они себе оба позволили.
До Бретаны
— Да. Я имею в виду… нет. В этом не было никакой необходимости, — резко ответила она.
— Нет, конечно, если ты не хотела и дальше ходить на обеих ногах.
Бретана знала, что он совершенно прав, однако ей было все еще мучительно стыдно за то смятение, в которое она была ввергнута его объятиями. Освободившись от них, она отвернулась, чтобы скрыть свое замешательство, и, вся в смятении, бросилась назад к своей каморке.
Прошло уже девять дней с тех пор, как они последний раз видели землю. За это время, по мере продвижения все дальше на север, морской ветер становился холоднее и его порывы часто с невероятной силой раздували парус. В этом, правда, было то преимущество, что теперь гребцы трудились меньше, чем обычно, так что ночью не слышно было их шумной работы.
Однако на десятые сутки, когда Бретане только-только удалось заснуть, она проснулась от шума, который, судя по всему, производили гребцы, занимавшие свои места. Как только от всей этой возни снаружи она совсем проснулась, самодельная крыша их убежища внезапно осветилась яркой вспышкой молнии, за которой сразу же последовал оглушительный раскат грома. Бретана сначала даже подумала, что это раскалывается корпус их корабля.
Сначала девушка ничего не поняла, но после того, как сбросила с себя шелковое покрывало и выпрямилась, до нее дошел весь смысл происходящего, в том числе и источник шума. Внезапно корабль резко накренился на борт, Бретана оказалась отброшенной к стене, а Бронвин оказалась верхом на своей хозяйке. Девушка поняла, что они попали в жестокий весенний шторм и что команда гребла не для того, чтобы увеличить скорость корабля, а для придания ему устойчивости.
В своих коротких путешествиях на небольших судах Эдуарда Бретана никогда не попадала в скверную погоду. Понимание того, что их застиг жесточайший шторм, повергло ее в дрожь. Она хорошо знала, какие опустошения производили штормы Северного моря на суше, но могла лишь вообразить, что на море это все гораздо страшнее и разрушительнее.
— Госпожа! Что случилось? Нас выбросило на землю?
— Шторм, — ответила Бретана, пытаясь казаться спокойной. — Гребцы пытаются выровнять корабль.
Новая вспышка молнии осветила их убежище, и конец ее фразы утонул в последовавшем за ней раскате грома. Зато хорошо был слышен более громкий, пронзительный голос Бронвин, которая взывала:
— Отец небесный! Упаси нас от этой участи. Сохрани и помилуй!
— Думаю, что нам больше нужна безопасная гавань, чем милость Божья, — задыхающимся голосом ответила ее хозяйка. Едва держась на ногах, она пыталась, ухватившись за что-нибудь, добраться до выхода по стенке тесного помещения, прилегающей к правому борту корабля.