В сладостном плену
Шрифт:
— Куда мы можем направиться?
— Куда хочешь, дорогая. До сих пор все мои мысли на этот счет доставляли тебе только боль. Мы еще можем добраться до соседнего фиорда и сесть на корабль. А там тысячи укромных мест, где мы сможем укрыться. Это нелегко, но я достаточно опытен и знаю, как нам выжить. А еще можно вернуться в Нортумбрию.
Все еще лежа на постели, Бретана быстро перекатилась к Торгуну. Ее лицо выражало сильнейшее удивление от сказанных им слов.
— Ты привезешь меня туда и останешься со мной?
— Я повезу
Торгуй нежно поцеловал ее в губы. — Нет, — медленно и твердо ответила Бретана. — Теперь там уже нет места для нас обоих. Я уже меньше принадлежу саксам, чем тебе.
Она улыбнулась, а затем, еще раз обдумав сказанное Торгуном, стала серьезной.
— Вдали от родины твоя жизнь будет совсем не такой, к чему ты привык, да еще и без денег.
— Пташка моя, — игриво ответил Торгуй, — разве ты не знаешь, что не это сейчас имеет значение?
— А стать королем, это имеет для тебя значение? — ответила она, высказывая мысль, которая только что пришла в голову ей самой. — Ты же единоутробный брат Хаакона. Почему они не могут сделать тебя его преемником?
По выражению его лица она поняла, что он и сам уже обдумывал эту возможность.
— Этого не получится. Короля избирает совет старейшин по воле Богов, а не из-за случайности первородства. Ярлы могут выбрать, кого они пожелают. Если бы мой отец не обошел меня, то это, пожалуй, и могло бы произойти, а так нет.
Только сейчас Бретана, память которой до этого как будто заволокло дымом пожара, вспомнила, как Торгуй побежал за Хааконом, который скрылся в охваченном пламенем доме.
— Ты пошел вслед за Хааконом.
— Да, ноги сами понесли меня.
— И после всего, что он тебе сделал, ты бы спас его?
— Это правда, у меня были основания ненавидеть его. И, тем не менее, что-то такое, сильнее разделявшей нас вражды, толкнуло меня вперед. Это чувство посетило меня впервые.
— Мне так жаль, что ты вернулся ко мне только ценой такой потери.
— Какую бы потерю я не перенес, так это тебя, — возразил Торгуй.
И снова их губы встретились в глубоком поцелуе, который Торгуй умело продлевал, казалось, до бесконечности.
С лихорадочным жаром, который красноречиво говорил о том, как они оба истосковались в длительной разлуке, они снова слились воедино и телом, и духом.
Торгуна пробудил ото сна громкий стук в парадную дверь дома. Бретана еще одевалась, а он уже был наготове, чтобы встать на ее защиту.
Он открыл массивную дубовую дверь и увидел Магнуса.
— Моя дочь здесь?
Торгуй солгал бы ему, будь он уверен, что это принесет хоть какую-нибудь пользу, но увидел, что Магнус уже убедился в присутствии Бретаны. Теперь лучше прибегнуть к честной защите, чем обману.
— Здесь, но ты больше не имеешь права видеть ее, — повелительным тоном ответил он с непреклонным и бесстрастным выражением
— Она с тобой по собственной воле? — Магнус слегка прищурил глаза.
— Да, — тотчас же донесся голос Бретаны из глубины зала.
— Отец, выслушай меня. Мой выход замуж за Хаакона был тяжелой ошибкой. Я люблю Торгуна и никогда не покину его. Если ты думаешь иначе, то лучше убей меня на месте, ибо я привязана к нему сильнее, чем к самой жизни.
Торгуй был просто потрясен ее отвагой. Она и в самом деле все еще любит его.
Дошла или нет до Магнуса мольба дочери, но Торгуй не собирался отказываться от нее без борьбы. Он страстно надеялся на то, что ее слова проникли в сердце старика. Только что вновь обретя Бретану, он не хотел отстаивать ее ценой жизни отца. Тем не менее он инстинктивно бросил взгляд в сторону двери, где оставил свой меч.
— Я доставил тебе немало страданий, — спокойно сказал Магнус потеплевшим голосом. Глаза его подобрели.
— Своим приходом я не хочу умножать их.
— Разве не ты приезжал вместе с Хааконом к хижине, чтобы вернуть меня в его постель?
Покрасневшие и усталые глаза Бретаны внезапно загорелись гневом.
Как будто под тяжестью невыносимого груза, Магнус опустил голову.
— Увы, это так. Но потом я подумал, что ты поехала на встречу с Торгуном. И только когда Хаакан нашел Гудрун около дома и вытряс из нее правду, я понял, что ты была вовлечена во все это против своей воли. А Хаакон…
Его голос внезапно ослабел, а в глазах как будто под влиянием какой-то беспокойной мысли появилось отсутствующее выражение.
— И что Хаакон?
Бретана поняла, что Магнус что-то знает, о чем предпочитает не говорить.
— Каким бы зверем он ни был, но он не хотел видеть, как я заживо сгораю.
— Мне больно говорить правду, но ты вправе знать ее. Хаакон пошел за тобой только потому, что его заставили сделать это наши дворяне. Когда Гудрун призналась, что оставила тебя в доме, он сначала колебался, а потом направился к своему коню. Остальные люди были далеко и не могли вовремя добраться до тебя. Мы крикнули Хаакону, что такая трусость непозволительна для короля викингов. И тогда, желая спасти для себя трон, он побежал в направлении горящего дома, а за ним последовала и Гудрун. Так что это была не любовь, а жадность, которая и стоила им обоим жизни.
По глазам Бретаны было видно, что она все поняла. Хотя она сама была свидетельницей того, как Хаакон пытался прийти ей на помощь, это ее все же озадачило. Теперь все ясно. Отец был от нее почти на противоположном конце зала, но она видела, как его глаза начали наполняться слезами.
— Как и тогда, с твоей матерью, меня снова ввели в заблуждение. Вне всякого сомнения, собственная глупость лишила меня надежды на завоевание твоей любви. Пусть так, но если ты решишь выйти замуж за этого человека, я не стану тебе в этом препятствовать.