В сложном полете
Шрифт:
— А вот и сам командир, — кивнул на дверь Иршин, — объясняйся с ним.
В канцелярии роты, не раздеваясь, Умаркин сказал:
— Подвёл ты меня, Ушаков! Здорово подвёл!.. А заверял — не опоздаешь. Вчера перед комбатом молчал, как первогодок. Даже испугался — не стукнули тебя где. Рассказывай, что такое приключилось?..
Выслушав, Умаркин помолчал. Потом, сев за стол, устало проговорил:
— Что ж, в жизни всё бывает. Никто не застрахован от критических ситуаций. И не всегда найдешь правильное решение. Но как отнесётся комбат и училищное начальство к этому? Вот что сейчас главное… Совет на будущее: старайся избегать сложных положений, предусматривай их что ли.
— Разрешите на прыжки?
— Ни в коем случае.
ДЕРЖУ ОТВЕТ
К комбату вызвали через час в ту же канцелярию. Съежился, когда входил в неё. Сейчас узнаю, какое заработал взыскание. Доложив о прибытии, снова рассказывал.
Патяш без шапки, в распахнутой шинели стоял за столом, барабанил пальцами по нему, изредка бросал короткие взгляды, словно убеждаясь, правду ли говорю.
Когда я закончил, он с нажимом сказал:
— Выходит, променяли службу на проводы? Из-за незнакомой девушки совершили тяжелейший проступок — опоздали из увольнения на целых пять часов. Да это можно считать дезертирством, а за него судят!
Я молчал, не зная, что и сказать в свое оправдание. Да и что скажешь? Кругом виноват. Вот только с дезертирством не согласен. Всю ночь же бежал в часть…
— Мне стыдно говорить вам такое — секретарю комсомольской организации роты, но приходится быть откровенным и называть вещи своими именами. Запомните, я с руководителей спрашиваю строже, чем с рядовых. Беда ваша в том, что вы не представляете, к каким отрицательным последствиям может привести этот проступок. Накануне выпускных государственных экзаменов и в период работы в училище московской комиссии. Ведь о нём известно всем вплоть до начальника училища. А тот не знает, что вы опоздали из-за благородных побуждений. Дежурные по училищу такое не докладывают… Да и подумайте сами, какая будет у нас воинская дисциплина и боевая готовность, если каждый из увольнения будет опаздывать и ссылаться на то, что защищал от хулиганов свою девушку!
Насколько я знаю, вы кандидат на окончание училища с отличием…
Так вот, вас могут лишить его.
Патяш многозначительно посмотрел на меня.
Еще хуже: всех выпустят лейтенантами, а вас — младшим лейтенантом!..
Екнуло сердце. Неужели?! В голову никогда такое не приходило.
— Вот об этом надо было думать, когда решались на проступок… Идите, курсант Ушаков, и знайте — ваша судьба сейчас целиком зависит от решения командования. Какое получите наказание — узнаете позже…
— Есть! — ответил хмуро, четко повернулся кругом и вконец расстроенный вышел из канцелярии…
Целый день ходил по опустелой казарме неприкаянным в ожидании своих товарищей. Но их не было и не было: видимо, из-за метеоусловий прыжки с часу на час откладывались.
Мрачные мысли одна за другой лезли в голову и я не знал, как от них избавиться. Читал — не читалось, писал — не писалось, занялся комсомольской документацией — не работалось. Вот и ходил из угла в угол, не находя места. И всё из-за слов комбата, колокольным звоном отдававшихся в мозгу. Век бы их не слышать!.. Ведь если такое случится — пропало всё, чем жил, к чему стремился. В Синарск не заявляйся! Родные и знакомые все глаза вылупят. Учился, учился, разные поощрения получал и-и… младший лейтенант!.. А как идти к Лильке?.. Лишь взглянет брезгливо да передёрнет плечами. И чёрт дёрнул опоздать!.. А может, комбат пугает? Все же первое нарушение, но какое?!.. Но все-таки будет несправедливо, если так жестоко накажут. Конечно, они правы — нельзя опаздывать
«Плывет наша лодочка шальная,
(Доносится из прихожей)
куда ее теченьем занесёт?
Эх, курсачья жизнь такая, да! да!
От дембляхи ничто нас не спасет…»
(Телефонный звонок).
— Дежурный по пятой роте курсант Пекольский!.. Старшина должен прибыть в карантин?!.. Есть! Передам!..
Карантин… пополнение… Вспомнилось прошлое.
ДЕНЬ СЕГОДНЯ НЕСЧАСТЛИВЫЙ
— Подъём! — негромко, но чётко сказал кто-то внизу. — Подъём, скоро станция Снегирь и нам выходить.
Проснувшись, я лежал с минуту неподвижно. Прислушивался к голосам, к однообразному мерному перестуку колес, к храпенью спящих. Не сразу понял, где я и куда еду. Потом вспомнил — в училище в Надеждинск.
Спустился на пол. Тыкаясь из стороны в сторону, (вагон нещадно качало) прошел в тамбур, где, как всегда, было холодно и темно.
Поезд замедлил ход. В открытую дверь ворвался палючий ветер, пахнущий едкой угольной гарью, прогнал остатки сна. Замелькали огоньки, поезд заскрежетал и остановился. Парни друг за другом стали спускаться на заснежённый перрон.
— Всем, кто в училище, подойти ко мне! — раздалось рядом.
Через несколько минут колонной по два двинулись по узенькой тропинке к поселку. В утренних сумерках справа и слева чернели какие-то домишки, заборы, изгороди. Миновали решетчатые металлические ворота с домиком об одно окно и враз очутились на широком шоссе. Слева потянулся густой заснеженный березняк, справа — голая, унылая, сугробистая степь. Оттуда дунул ветер, поднял белесую снежную круговерть и бросил в лицо.
Надвинули шапки, расправили воротничишки. Наклоняясь вперед, отворачивались от бьющего в глаза ветра и слепящего снега.
Колонна неожиданно остановилась. Подняв голову, заметил впереди сбоку многоэтажное бело-желтое здание. Во все глаза я смотрел на него и не мог уловить подлинных размеров. Ряды окон растворялись вдали в беломутной колеблющейся завесе снега.
Вот так громадина?! Сроду не видел таких. Наверное, училище, учебный корпус?
Тут колонна снова двинулась по шоссе. Приняв влево, остановились у белого одноэтажного дома.
Друг за другом входили в большую комнату (карантин), заставленную от дверей и до самых окон двухъярусными голыми койками…
Рашид — друг по школе, где-то уже разузнав, рассказывал:
— Училище ДА[1], выпускает штурманов.
— А что это такое?
— Толком не знаю, но говорили — летчик, член экипажа, прокладывает курс самолёта и бомбит.
— Но самолётом-то он управляет?
— Кто говорит, иногда управляет во время бомбометания, кто — нет.
— Но если не управляет, то что это за лётчик? — протянул я разочарованно.