В случае счастья
Шрифт:
– Но деньги лучше вперед, – продолжала она.
…Мужская сила в полном расцвете, чистая чувственность с легкими плотскими переливами, гремучая смесь.
– Что? – переспросил он.
– Просто чтобы сразу рассчитаться…
Озаренный внезапной догадкой, Жан-Жак обернулся: везде сидели полураздетые улыбающиеся женщины. Он попал в бар с проститутками. Он почувствовал себя смешным, как будто попался на удочку цыганке, и поскорее удрал.
Было уже очень поздно. Его тошнило и одновременно разбирал смех – какой же он дурак! В конце концов он зашел в другой бар. Здесь женщины
– У вас огонька не найдется?
– Найдется, – ответила женщина, отметив про себя, что начало неважное.
Она достала зажигалку, но тут Жан-Жак обнаружил, что у него нет сигарет.
– Да вы прямо комик, – улыбнулась она.
Жан-Жак был горд. Атака удалась. Он где-то читал, что если женщина смеется, она мысленно готовится заняться любовью. Только не останавливаться, развивать успех, и как можно быстрее. Минуты шли, а в голову ничего не приходило. От отчаяния он произнес свою коронную фразу, ту, что использовал в разговорах с тестем:
– По-моему, голосовать за зеленых совершенно бессмысленно.
Повисла недоуменная пауза, а потом женщина дала ему пощечину.
Все взгляды обратились на Жан-Жака. Подошел владелец бара:
– Чтобы я тебя тут больше не видел. Нам извращенцев не надо!
Жан-Жак ушел совершенно оглушенный. Что он такого сделал, откуда такая ненависть? Вовсе не развязная фраза, наоборот, чтобы разговор завязать. После долгих мучительных раздумий он пришел к единственно возможной разгадке: Клер стоит во главе международной секты женщин, которые будут ненавидеть его всю жизнь.
По дороге домой он наконец вспомнил о Соне. Какое облегчение! Он от души пожалел бедолаг, которых бросают жены и у которых даже нет любовницы. На улице ему попался на глаза плакат с той самой женщиной, что дала ему пощечину. Он было решил, что на сей раз у него и впрямь помутнение рассудка. Но, подойдя поближе, увидел, что эта женщина возглавляет список партии зеленых на выборах в Европейский парламент. Нет, ему решительно не везет. Вишенка на торте проклятого дня. По счастью, солнце высунуло из-за горизонта свою понедельничную макушку. Добравшись до дому, он понял, что ложиться уже бессмысленно. В душ, побриться – и на работу. Он принял три таблетки витаминизированного аспирина в надежде унять головную боль и снова обрести координацию движений. Бреясь, он порезался. И залепил порез маленьким пластырем.
У лифта Жан-Жак столкнулся с Бертье, сослуживцем, занимавшимся биржевыми потоками. Оба пришли на работу первыми и – второе совпадение – с одинаковым пластырем на одном и том же месте; можно сказать, визуально уравновешивались. Обычно они обменивались служебными банальностями, но теперь их сковало молчание. Бертье первым попытался разбить лед:
– У тебя тоже проблемы с женой?
Жан-Жак пожал плечами, но изобразить улыбку не смог. Он всегда недолюбливал этого Бертье, а теперь сделает все, чтобы исподволь помочь его карьере побыстрей съехать под откос. В кабинете у Жан-Жака шевельнулась было мысль поделать отжимания, но он тут же убедился в полной бесперспективности этой идеи. Остатков сил не хватало даже на то, чтобы открыть папку с делом.
– Слушай, старик, все образуется… Все скоро уладится… Знаешь, если жена от тебя хоть раз не уходила, то это вроде как и не жена…
– …
– И я тебе всегда помогу, ведь ты мне всегда помогал… Приходи, когда хочешь, в любое время…
Последняя фраза повергла Жан-Жака в ужас. Как можно сравнивать их положение! Одно дело, когда в самолете что-то барахлит, а другое – когда он разбился. Эдуард хотел было обнять друга, но не посмел: их дружба не предполагала особого тактильного контакта. Они смущенно разошлись по кабинетам.
Это проявление дружбы его почти доконало. Большую часть дня он с упорством и дотошностью маньяка делал вид, что работает, слившись с костюмом образцового служащего. А ближе к вечеру сочинил себе страшно важную встречу с японским бизнесменом. Господином Осикими. Да-да, Осикими. Жан-Жаку очень нравилось это имя, он его подыскивал добрых полчаса. И немедленно пожалел, что встреча виртуальная – словно одинокий ребенок, придумавший себе воображаемого друга. С ним, наверно, хорошо, с этим Осикими.
Жан-Жака не так-то просто было выбить из колеи. Отоспавшись ночью, он снова обрел победный ритм. Каждый вечер после работы он заезжал к Сабине повидаться с дочерью. Сабина, конечно, обо всем докладывала жене, поэтому для начала ему пришлось решить весьма непростую дилемму: что лучше – изображать прекрасное настроение и притворяться, что все идет по плану, или напустить на себя убитый вид? В конце концов он выбрал первый вариант. Он постарается не обращать внимания на решение жены; его холодность наверняка заставит ее вернуться. Но при виде дочери его напускная бодрость трещала по всем швам.
Нельзя лгать больше, чем тебе дано природой. Сабина находила, что временами он даже умилителен, и ее это трогало. Ей впервые казалось, что в этом мужчине, которого она ни в грош не ставила и считала поверхностным, проснулось что-то настоящее.
Вечера он проводил с Соней, в основном чтобы не оставаться одному. Теперь они сидели в итальянском ресторане. Заметив, что любовница в сомнениях, Жан-Жак спросил:
– Ты в порядке?
– Да… Просто не знаю, что взять, пиццу или пасту. Главная проблема итальянских ресторанов.
– Главная проблема в жизни, – иронически заметил он.
Соня собиралась за ужином завести разговор об их отношениях.
– Ты мне совсем перестал рассказывать про твою жену… И ты каждый вечер свободен…
– …
– Ты ничего не хочешь мне сказать? Мне бы так хотелось поговорить, по-настоящему, понять, что ты чувствуешь, что думаешь о будущем.
Будущее. В ту минуту “будущее" представлялось Жан-Жаку весьма расплывчатым понятием; забытое слово, обрывок забытого языка. Спасение пришло в лице пакистанца с цветами. Всей душой устремившись навстречу человеку, который позволит ему выгадать минутку и придумать смысл будущего, Жан-Жак не расслышал, как фыркнула Соня: смешно покупать цветы в такой ситуации. Он вспомнил, как Клер захотелось цветов, и заявил, что берет весь букет.