В смертельном трансе. Роман
Шрифт:
— Да, конечно, — ответил я. Значит, на этот раз я не буду обследовать дом, как в прошлый приезд.
За растресканной дверью бренчали кастрюли.
— Соланж, — крикнула Мэдди, — мы идем наверх. Не знаю, когда спустимся; пожалуйста, не беспокойте нас. Может быть, устроим поздний обед, хорошо?
— Конечно, — ответил приятный грудной голос.
Мы подошли к двойной двери, и Мэдди взялась за ручку.
— А эта штука надежна?
— Не беспокойся. Веревки заменили тросами.
Лифт. Его построили в 1910 году, когда у хозяина дома отнялись
— Помнишь, в прошлом году, в твой первый приезд, что было в этом лифте? — спросила Мэдди, когда мы въехали внутрь и опустили обе двери. — Сорок лет его использовали как шкаф для метел. Теперь все переделано, есть электромотор, кнопки, и я могу ездить одна.
Мягко вздрогнув, лифт пошел вверх, мимо окон со свинцовыми рамами, потом мимо холла второго этажа. Первая часть нашего путешествия.
— Если хочешь, сегодня только попробуем, — сказала Мэдди.
— Посмотрим.
Я вдруг занервничал. Что это будет — работа или цирковой фокус? И главное — хочу ли я пережить все заново?
Когда уже казалось, что мы вот-вот пробьем крышу, машина скрипнула и остановилась. Я поднял двери-шторы из деревянных планок — одну в кабине, другую наружную, предохраняющую от падения в шахту, и Мэдди выехала в малый холл. Я огляделся — слева и справа комнаты для слуг, забитые старой мебелью. Старые бальные платья на вешалках, куча зеркал, комоды.
— Смотри-ка! — Мэдди остановилась у бочки и сунула в нее руку. — Старинные мыльные хлопья.
— Почему они так поступили, прежние хозяева? Все бросили…
— Человек столько дерьма скапливает за жизнь…
— Верно, — сказал я.
Здесь, как и на первом этаже, тоже гостиная для слуг. Но эта набита барахлом, скопленным поколениями семьи, некогда богатой, но просвиставшей свое богатство.
— Нашли богатство в пиве, потеряли в пьянстве, — задумчиво сказала Мэдди.
Ящики с венецианским стеклом и хрустальными бокалами, стулья, поставленные в три четыре яруса, детская бронзовая кровать, плетеная детская коляска и груды изъеденных мышами матрасов. Это ошеломляло. Вгоняло в тоску — не меньше, чем изумляло.
Мэдди проехала сквозь завалы, нигде не притормозив. Толкнула дверь, и мы оказались в огромном, вроде гимнастического, зале, занимающем почти весь чердак.
— Ого! — воскликнул я.
Наконец-то мы на ее территории. Отсюда все было вынесено, пол выкрашен белым, стены — голые, деревянные. Огромное дворцовое пространство, подымающееся на добрые тридцать футов. Оно занимало всю переднюю часть дома — б'oльших зал в нем не было. Обеими руками Мэдди послала кресло вперед, притормозила одной рукой и закружилась посередине, весело восклицая:
— Чудесно, правда?
Простор — и ничего больше. Ощущение свободы. Я подошел к Мэдди, обернулся и увидел купол
— Иди сюда, — позвала меня Мэдди. Она ничуть не потеряла ориентировку, пока кружилась. — Смотри.
Две большие стеклянные двери, здоровенная стереосистема на стене. Мэдди проехала мимо двух раскладных кожаных кресел — единственной мебели и распахнула обе двери. Выехала на узкий балкон, врезанный в откос крыши. Порыв озерного ветра развеял ей волосы. Я вышел следом за ней и ахнул. Тепло, и холодный ветер, и синева внизу, густая колыхающаяся синева. Повернувшись влево, увидел край изумрудной зелени — берег. Вверху — светлая голубизна. Небесная синева. Волшебная синева.
— Поэтому я купила дом. Из-за этого насеста.
— Да. — Только теперь я по-настоящему это понял.
— Поднимаюсь сюда и ощущаю ветер и запах воды. Часами могу здесь сидеть. Будто летаешь.
— Словно стоишь на самой верхушке Хэнкоковского небоскреба. Снаружи и на верхушке.
Она схватила меня за руку и сказала:
— Точно, но в то же время вдалеке от всего и вся. — Она рассмеялась. — У меня есть друзья на Востоке, они не могут понять, как эго я решилась поселиться здесь. Они думают, озеро Мичиган жутко загрязнено.
Какой-то миг мы молчали, потом она попросила принести дистанционный регулятор. Я принес, и потекла музыка — смесь рока и «новой волны». И еще в ней было что-то григорианское. Я слушал поющие голоса. Закрыл глаза. Верно, это был полет.
— Теперь можно поразвлечься, — сказала Мэдди.
— Развлечение? Думаешь, это будет развлечение?
— Ну, сначала — не всерьез. Сегодня не обязательно, если ты не хочешь Мы просто войдем. Это магическое место, Алекс. Увидишь. Этот остров и высота… — Она повернулась. — Пошли внутрь. Видишь кресла? Твое слева.
Я знал, что она купила его для меня, и подозревал, что доставка была срочная. Красивое кресло. Темное дерево. Темная кожа. Под пару к ее креслу. Я помог ей перебраться в него из каталки и сел в свое.
— Слева рычаг, нашел? — сказала Мэдди. — Просто потяни.
Я потянул, ноги поехали вверх, голова откинулась. Солнце, стоявшее уже на юге, заливало нас светом, грело, заряжало энергией; с озера прилетал ветер, омывая и очищая нас. Вдали слышался плеск волн.
— Дыши. Вдох… выдох. Вдох… выдох.
Начало гипноза.
— Мне малость страшновато, — проговорил я, перекрывая успокоительные звуки музыки и прибоя.
— Старшая сестра когда-нибудь делала тебе плохо?
— Нет, но…
— Ш-ш. Просто войдем туда и вынесем это наружу.
До несчастного случая, пока у нее не отнялись ноги, Мэдди была очень хорошим психотерапевтом. Сильная интуиция. Видела людей насквозь. И полна сочувствия к ним, разумеется. Уверен, что именно слепота развила это в ней. От пациенток отбоя не было, работала она с группой преуспевающих психологов неподалеку от Мичиган-авеню.