В смертельном трансе. Роман
Шрифт:
— Ты думаешь, это сработает и мы действительно узнаем, кто убил Тони?
— Уверена. Говорят, что мы используем мозг только на десять процентов, но я знаю, что гипноз позволяет использовать больше. Может быть, всего на два процента. Может быть, на двадцать. Кто знает, но я очень в это верю и убеждена, что ты узнаешь правду.
— Ты уже знаешь, кто убил ее? — напрямик спросил я.
— Алекс, я не могу открыть тебе правду, я могу только помочь ее найти.
Услышав это, я тяжко вздохнул и помог ей устроиться в каталке. Мэдди, слепой, парализованный
— Не волнуйся. — Она дотронулась до стола — для ориентировки — и покатилась к двери. Голос у нее был тот самый — высокий и фальшивый. И добавила: — Все должно быть в порядке.
И я на том стою, думал я, пока мы поднимались на третий этаж для последнего, как я надеялся, сеанса. Мы оба хотели, чтобы все получилось, мы оба хотели обделать это дело аккуратно и чисто, но гарантий здесь не было и быть не могло. Я знал это слишком хорошо, потому что видел, как убили Тони.
ГЛАВА 24
И Тони, и я неважно спали в ночь гибели Крис. Я лежал в кровати, и мне то и дело чудилось, будто кто-то брякает замками, а стоило закрыть глаза, во тьме появлялось лицо Крис, мертвое и внушающее ужас. И кровь. За всю жизнь я видел только двух покойников: одного на похоронах, другого — после страшной автокатастрофы Тогда было достаточно скверно, но теперь это был знакомый человек. Сколько же понадобится времени — месяцы или даже годы, — чтобы я забыл увиденное в квартире Крис?
Пытаясь отогнать от себя страшную картину, я слушал, как Тони в гостиной ворочается на своем диване. Потом она стала ходить взад-вперед, потом приняла душ. В голове у меня что-то пузырилось и щелкало. Хотелось пойти к Тони и обнять ее — и надо бы, наверное, — но я подумал, что ничего хорошего из этого не выйдет.
На деле самым нелепым было вот что: каждый из нас метался сам по себе, изнывал от беспокойства в полном одиночестве. Казалось, прошли часы, прежде чем меня сморило и я провалился в сон, но и там меня настигли тревоги: что-то насчет «драконов», взламывающих дверь, врывающихся сюда и убивающих нас обоих. Это было страшно, но вполне могло произойти. У меня началось сердцебиение, и остаток ночи я подпрыгивал от каждого шороха.
Я был рад, когда настало время подниматься, хотя был вымотан, глаза заплыли и ныли суставы. Был рад, что можно встать и что-то предпринять. Не люблю пассивно лежать и ждать. Так что мне полегчало, когда около восьми мы с Тони отправились на встречу с Эдом Доусоном.
Я запер дверь на оба замка, внимательно проверил их, и мы пошли вниз по парадной лестнице. Рука Тони легко скользнула в мою, и я задержал ее в ладони.
— До центра меньше четырех кварталов, — сказал я. — Но наверное, пешком идти не стоит.
— Хорошо.
Ее голос был тих и спокоен. Вымотана до предела. Я посмотрел на нее — в лице ни кровинки. Спала ли она вообще?
В тамбуре мы остановились и сквозь стеклянную дверь
Все еще держась за руки, мы вышли на тротуар, и тут я услышал звук открывающейся автомобильной дверцы, автоматически оглядел улицу и увидел светло-зеленый «олдсмобиль». Из него вышла женщина и встала у его помятой дверцы. Длинные прямые волосы, широкое лицо. Нет, подумал я, этого не может быть. Тони еще крепче сжала мою руку, судорожно вздохнула, замерла.
— Я знала, что ты вернешься к нему, — сказала женщина хрипло и обличающе. Судя по голосу, она перекурилась и нахлесталась кофе.
— Лора, — проговорила Тони почти неслышно.
Я не видел ее — сколько? — десять лет, но даже издали было видно, как она постарела. Волосы, все еще длинные, из светлых стали темно-каштановыми и начали седеть. Пожалуй, она слегка раздалась. Лицо опухшее, отечное, словно она слишком усердно и долго поддавала. Диковатое лицо. Да, больной человек, бросивший наркотики и сверх того вынужденный сражаться с тысячью личных и семейных неприятностей.
— Я знала, ты всегда его хотела, — продолжала Лора, ухватившись за машину, словно это был остров в бушующем океане.
— Что? — Тони взглянула на меня, быстро бросила мою руку, шагнула вперед. — Погоди, не надо, не будь…
— Я все поняла, когда позвонила тебе и услышала его голос в автоответчике. Поняла, что это он, проверила номер по телефонной книге и убедилась. — Она с отвращением замотала головой и полезла в свой «олдсмобиль». — Сижу здесь битых два часа и молю Бога, чтобы я ошиблась. Но полагаю, я не ошиблась. Надеюсь, вы счастливы, голубочки.
Тони прыгнула на мостовую и крикнула:
— Лора!
Лора, не обращая на это внимания, со страшным ревом завела свой «олдсмобиль», врубила передачу и рванула прочь. Тони еще раз позвала ее. Лора опустила стекло, с презрением оглядела Тони и провыла:
— Чтоб ты сдохла!
И — была такова: промчалась по улице, с визгом завернула за первый же угол и исчезла.
— Вот паршивка! — сказала Тони, стоя посреди улицы. — Теперь понял, о чем я говорила? Понял? Сваливается тебе на голову, объявляет, что знает все обо всем, и исчезает. Сказать не могу, сколько раз она это проделывала. Будь все проклято!
— Ну, не верю, что она думает, будто мы опять сошлись.
— Она верит именно в то, во что ей хочется верить, — что она одинока, что никто ее не любит, что она приживалка. — Тони сжала кулаки и зашипела от огорчения. — Ладно. Она действительно приживалка. Господи, а я собиралась к ней ехать. — Она тряхнула головой и шагнула к моей машине. — Поехали отсюда.
Мы ехали в тяжком молчании. Тони что-то бормотала — слов не было слышно. Я загнал машину на стоянку, и мы пошли к кафе «Шерманс» на Хеннепин, популярному заведению рядом с театром. Тони доверчиво взяла меня за руку.