В собачьей шкуре

Джонс Диана Уинн

— Там установлена прекрасная сигнальная система. Я сказала раз и навсегда, что в моем доме не будет никаких собак!

— Пожалуйста, Даффи, позвольте мне его оставить, — взмолилась Кэтлин. — Я буду следить, чтобы он не пачкал. Пусть он будет мне подарком на день рождения. Я ведь еще не получила ни одного подарка.

Это заставило хозяйку холодного голоса замолчать. Она испустила сердитый раздраженный вздох, от которого у Сириуса шерсть на спине стала дыбом.

— И будешь его кормить, и купишь на него лицензию, и будешь его выгуливать

и обучать! Хотела бы я увидеть, как все это проделывает такая маленькая неряха, как ты! Нет.

— Если вы позволите мне его оставить, — в отчаянии сказала Кэтлин, — я буду делать все, что вы захотите. Я буду делать всю работу по дому, и готовить, и вообще. Обещаю.

Снова недолгое молчание.

— Ну что ж, — сказал холодный голос. — Я думаю, это избавит меня… Ладно. Оставь себе эту грязную тварюшку. Но не вини меня, если кошки разорвут ее на куски.

Большое существо ушло, и воздух снова успокоился. Сириус обнаружил, что его поднимают и прижимают к груди.

— Ты с ним поосторожнее, а то его опять стошнит, если будешь его так тискать, — сказал Робин и торопливо ушел, опасаясь новой уборки.

— Ты будешь хорошо себя вести, ладно? Конечно, будешь, — шепнула Кэтлин Сириусу. Две капли упали ему на голову, и он вздрогнул. — Ты будешь моим верным псом. Я знаю, что ты особенный, ведь у тебя такие необыкновенные глаза. У нас с тобой будет много-много приключений. И не бойся кошек. Я буду следить, чтобы они тебя не обижали. — Кэтлин осторожно положила Сириуса обратно в корзинку, и он уснул.

К вечеру Сириус настолько пришел в себя, что вылез из корзинки и принялся за изучение окружающего мира. Он брел по дому, покачиваясь на нетвердых лапках и удерживая равновесие с помощью длинного пушистого хвоста, и набрел на ноги домочадцев. Его носик блестел от огромного количества новых запахов. Кошки сидели высоко на полках и столах и презрительно наблюдали за ним. Сириус чувствовал их раздражение, но понимал, что в присутствии людей они не посмеют сделать ему ничего плохого. Поэтому он не стал обращать на них внимание и сосредоточился на человеческих ногах. Дети носили на ногах какие-то предметы из ткани и резины. У Робина и Кэтлин ноги были примерно одного размера, но предметы на ногах у Кэтлин были старыми и изношенными. Ноги Бэзила оказались удивительно большими. Сириус принялся их обнюхивать, Бэзил наклонился и назвал его «Шеймус О'Кот».

— На самом деле я думаю назвать его Лео, — сказала Кэтлин.

— Лучше Крысом, — ответил Бэзил. — Шеймусом Крысом.

— Я тебе говорил, — сказал Робин.

Нашлась еще одна пара ног. Они принадлежали человеку, которого Бэзил и Робин звали папой, а Кэтлин — дядей Гарри. Эти ноги оказались самыми большими. На них было надето что-то кожаное, с красивыми шнурками, которые развязывались, если взять их зубами и потянуть. Сириус зажал в зубах шнурок и отскочил, размахивая хвостом и рыча от удовольствия.

Раздался голос, похожий на удар грома:

— Брось!

Сириус

сразу же отпустил шнурок и отправился исследовать последние ноги — ноги Даффи. Ему не нравилась ни сама Даффи, ни ее запах, но ноги у нее оказались интересные. Они были одеты в кожаные полоски, так что края ног оставались открытыми. Каждая нога заканчивалась несколькими толстыми выступами с твердыми плоскими когтями, совершенно бесполезными на вид. Сириус с любопытством ткнулся в них носом.

— Не трогай! — сказал холодный голос.

Сириус послушно поднял голову и — то ли из нелюбви к Даффи, то ли просто по зову природы, он не знал — сделал лужу прямо между двумя большими пальцами.

— Ох, Лео! — Кэтлин бросилась к его произведению с тряпкой.

— Грязный Шеймус Крыс! — заявил Бэзил.

— Это существо… — начала Даффи.

Но раскатистый голос перебил ее, спокойно погромыхивая:

— Ладно, ладно. Ты уже высказалась, Даффи. А яговорю, что без собаки в доме чего-то не хватает. Как, ты говоришь, его зовут, Кэтлин?

Сириус понял, что ему ничего не грозит. В этом доме все подчинялись словам человека с раскатистым голосом. Сириус продолжал изучать комнату, а люди принялись спорить, как его назвать.

Этот спор так никогда и не решился полностью. В последующие дни Сириус обнаружил, что откликается на Лео, Шеймуса, Шеймуса О'Кота, Шеймуса Крыса, Крыса, Пса и Это Существо. Со временем добавлялись и исчезали другие имена. Эти использовались чаще всего. Больше всего кличек придумывал Бэзил. Даффи звала его Эта Собака или Это Существо. Робин обычно звал его Лео, если рядом была только Кэтлин, и Шеймус, если там был еще и Бэзил. Раскатистый голос его вообще никак не называл. Кошки тоже. Скоро только Кэтлин называла его Лео.

Сириус не возражал. Он по интонациям определял, что обращаются именно к нему, и отзывался. Больше всего ему нравился голос Кэтлин — мягкий, отличавшийся особенным певучим звучанием, и означавший, что его сейчас покормят или погладят. Меньше всех ему нравился голос Даффи. Голос Бэзила был немногим лучше. Обычно Бэзил подзывал его, чтобы щелкнуть по носу или грубо покатать по полу. Но даже если Бэзил ничего этого не делал, Сириус рядом с ним чувствовал себя маленьким и слабым. А еще у Бэзила была неприятная привычка насмешливо глядеть ему прямо в глаза.

Глаза Сириуса скоро потеряли младенческий молочный оттенок. Сначала они стали травянисто-зелеными, потом посветлели. «Волчьи глаза," — сказал Бэзил и какое-то время называл Сириуса Волком. Примерно тогда же Сириус обнаружил, что может есть из блюдца, и его перестали кормить из бутылочки. Он рос. И рос. И продолжал расти.

— Это твое животное что, собирается вырасти размером с лошадь? — спросил однажды раскатистый голос, неожиданно обративший внимание на Сириуса.

— Может, это датский дог? — предположил Робин.