В среде умеренности и аккуратности

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

Критическое отношение к позиции правящих кругов и имущих классов определило характер «Отголосков». Особенно ненавистны Салтыкову были демагогическая шумиха, «долгоязычие», в котором упражнялась пресса Каткова и Суворина, славянофильских кругов, чисто спекулятивные листки и газеты, которые он заклеймил прозвищем «Краса Демидрона». Фигура Подхалимова-очевидца, запутавшегося в бесконечном пустословии, принадлежит к ярким достижениям Салтыкова, также как и образ Балалайкина, в махинациях которого заклеймено «ликующее хищничество», наглые злоупотребления в снабжении действующей армии. Писателя возмущали такие проявления бездарности и надутой претенциозности, как генерал Черняев и ему подобные. Едкие насмешки сатирика вызывала либерально-благотворительная деятельность светских и чиновничье-бюрократических кругов, сделавших из кампании материальной помощи славянам предмет развлечения, средство погони за модной популярностью и выгодной карьерой.

Восточный

вопрос и военные события освещаются в «Отголосках» в неразрывной связи с проблемами внутренней жизни страны. Тягостное положение народа, своекорыстие интересов имущих и правящих классов, удручающая обстановка общественно-политической реакции, насаждавшейся правительством, — все это нашло отражение в очерках «Дворянские мелодии» и «Чужой толк», проникнутых скорбными раздумьями автора по поводу происходящего. Повествователь, за которым нередко угадывается и автор, размышляет о судьбах дворянского либерализма, сформировавшегося в эпоху 40-х годов и оказавшегося совершенно несостоятельным в условиях нового этапа общественного движения. В этих же очерках сказалось глубоко сочувственное отношение Салтыкова к самоотверженной и все более обостряющейся борьбе революционно-народнической молодежи против самодержавия. И в связи с этим здесь впервые у писателя явственно прозвучал тот самокритический мотив, который позднее, в «Приключении с Крамольниковым» и в «Имярек», станет господствующим, — неудовлетворенность чисто литературной формой деятельности, неспособностью к «самоотвержению», то есть непосредственному участию в революционном движении.

Для понимания идейного содержания очерков, их художественного своеобразия большое значение имеют такие персонажи, как повествователь и Глумов. По своим взглядам они сближаются с позицией дворянского либерализма и в этом качестве выступают объектами сатиры. Вместе с тем в эзоповской системе Салтыкова им принадлежит и роль проводников намерений автора. Своим анализом, не щадящим и собственного поведения, они осуществляют резко критическую оценку явлений действительности, срывают маски лицемерия и добропорядочности с охранителей и ревнителей существующего режима. Через образы повествователя и Глумова выражена и такая важная черта художественного повествования, как проникновенный лиризм, появляющийся тогда, когда в произведении возникает тема народа, «новых людей», революционной «самоотвергающейся» молодежи. С этими образами связана также важная для дальнейшего творчества сатирика тема стыда, как фактора, способного сыграть очистительную роль для людей, идейно опустившихся, но еще не утративших способности к возрождению. «…Стыд не только наводит на размышление, — говорится в «Дворянских мелодиях», — но и производит известное практическое действие. Стыд — великое дело, господа!» Хотя здесь же приводятся и жесткие контраргументы, мотив «стыда» займет важное место в размышлениях Салтыкова о путях нравственной перестройки общества. Двуединая роль повествователя и Глумова получит затем глубокое раскрытие на страницах «Современной идиллии».

«Отголоски», содержание которых носит преимущественно преходящий злободневный характер, не принадлежат к самым выдающимся произведениям Салтыкова, но и в них нашли дальнейшую разработку такие важные приемы его сатиры, как пародия (корреспонденции Подхалимова 1-го), жанровые зарисовки (сцена у Бореля, генеральша у Положиловых и др.), фельетонно-гротескные характеристики (приключения Балалайкина), и наряду с этим — глубокие раздумья, своеобразная исповедь, «скорбь и негодование, причина которого не в Балалайкине, а в совокупности Балалайкиных, в их общедоступности и общепризнанности, в разлитости балалайкинского эфира в воздухе…».

Каждый из очерков «Отголосков» при своем появлении вызывал значительное число откликов, свидетельствовавших о неизменно пристальном внимании широкого читателя к слову великого сатирика (см. примечания к отдельным очеркам).

I. «День прошел — и слава богу!»

Впервые — ОЗ, 1876, № 11 (вып. в свет 22 ноября), стр. 257–280. Подпись: Н. Щедрин.

Рукописи и корректуры не сохранились.

При подготовке отдельного издания из журнальной редакции очерка была исключена фраза:

Стр. 148. после слов «пользоваться всяким удобным случаем»:

(будь это даже кровный вопрос, как нынешний славянский).

В центре первого очерка «Отголосков» — настроения людей «культурного слоя» в пору нарастания Восточного кризиса, отклики различных групп общества на события, предварявшие вступление России в войну с Турцией. Турецкие зверства во время подавления восстания в Болгарии вызвали в России широкую волну сочувствия к борющейся за свою национальную независимость братской стране. Однако подлинно искренним и действенным это сочувствие было среди трудовых масс, у передовой демократической интеллигенции, тогда как в правящей и привилегированной среде бедствия славянских народов в

целом мало изменили привычный уклад жизни, с ее довольством, развлечениями, праздными разговорами и т. д. И. С. Аксаков, ратовавший за широкий сбор средств в пользу пострадавших славян, признавал: «Две трети пожертвований внес <…> бедный, обремененный нуждой простой народ». [169] Своекорыстное эгоистическое повеление различных представителей имущих классов, прикрываемое либеральной и никчемной «патриотической» болтовней, и рисуется сатириком. Особенной остроты это обличение достигает в сцене застольных словоизлияний преуспевающего молодого бюрократа Левушки Коленцова во время ресторанного обеда.

169

См. в статье: С. А. Никитин, Русское общество и национально-освободительная борьба южных славян в 1875–1876 гг. — Сб.: Общественно-политические и культурные связи народов СССР и Югославии, М. 1957, стр. 55.

Одновременно в произведении воссоздается и обстановка реакции, преследований правящими кругами малейших проявлений честной мысли, атмосфера трусости, царившая в среде, считавшей себя не чуждой либерализма (образ повествователя, семья Положиловых). В очерке намечена также тема хищничества, расцветшего в связи с военными поставками (упоминание о купце Иване Парамоновиче, торгующем сапожным товаром). В заключительной части возникает и тема стыда («Мне сделалось стыдно», — признается повествователь), широкое развитие которой дано затем в очерках «Дворянские мелодии», «Чужой толк».

Очерк «День прошел — и слава богу!» вызвал несколько сочувственных откликов в печати. В газете «Новое время», в ту пору еще не порвавшей окончательно с прогрессивными кругами, В. П. Буренин писал: «Сатира г. Щедрина направлена вовсе не против идеи славянского движения, а против легкомысленного, бездушного и поистине отвратительного разумения его и отношения к нему…» Критик выделил образ Глумова: «Это превосходно задуманная и выработанная сатирическая фигура, представляющая олицетворение глубокой юмористической иронии г. Щедрина, иронии, доводящей иногда отрицание почти до насмешки над самим собою». [170] Критик «Московского обозрения» отметил трудности, с которыми не мог не столкнуться писатель при освещении «славянской борьбы»: «Мотив — очень щекотливый. Тут можно было, как раз, задеть законное чувство нравственной щепетильности читателя». Н. Щедрин сумел преодолеть эти затруднения: «Он клеймит только нравственную распущенность псевдокультурных русских людей…» [171] Смелость и верность изображения «культурного человека» отметил обозреватель «Новороссийского телеграфа». [172]

170

Тор <В. П. Буренин>, Литературные очерки. — «Новое время», 1876, № 276, 3 (15) декабря.

171

Б., За две недели. — «Московское обозрение», 1876, № 10, 5 декабря.

172

Z. Z. — Z. <С. Т. Герцо-Виноградский>, Не в бровь, а в глаз. — «Новороссийский телеграф», 1876, № 555, 9 (21) декабря.

Стр. 136…друг мой Глумов… — персонаж из комедии А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты» (1868). Перекочевав на страницы произведений Салтыкова-Щедрина: «Помпадуры и помпадурши», «Сборник», «Круглый год», «Современная идиллия», «Письма к тетеньке», «Недоконченные беседы», «Пестрые письма», приобрел особый художественный смысл (см. выше стр. 659, а также т. 8 наст. изд., стр. 524).

Стр. 137…в «дамский кружок». — Имеются в виду благотворительные кружки, собиравшие средства в помощь славянским народам.

Стр. 138…добровольцами можем быть… — В качестве добровольцев для участия в борьбе южных славян направились многие представители радикальной и демократической интеллигенции: революционные народники (Д. А. Клеменц, С. М. Кравчинский, М. П. Сажин и др.), художники В. Д. Поленов, Н. Е. Маковский, санитарные отряды возглавили выдающиеся деятели медицины М. В. Склифосовский и С. П. Боткин. Наряду с этим правящие круги использовали добровольческое движение и в своих корыстных целях.

…самарский голод… — Имеется в виду голод 1873–1874 гг., с особенной остротой разразившийся в Самарской губернии. Яркая картина народного бедствия и своекорыстной политики правящих кругов была дана в статьях П. Л. Лаврова «По поводу самарского голода», печатавшихся на страницах журнала «Вперед!» (1874), затем составивших отдельную книгу, распространявшуюся в России нелегально революционными народническими кружками.