В старой Африке
Шрифт:
Вдруг раздался топот сотен копыт. Путешественники подняли головы, прислушались. Топот был ближе и ближе. Люди расстегнули кобуры, ввели пули в стволы. Ну?
Из кустов, шагах в ста, показался конный отряд туарегов-воинов, рысью пересекавших дорогу. Всадники ехали попарно, держа копья наперевес. Красноватый отблеск костра выхватывал из мрака одну пару за другой, воины проезжали молча и исчезали во тьме. Ни одна голова не повернулась к чужеземцам, ни один любопытный взгляд в их сторону, ничего.
— Эй, вы, какого черта шляетесь здесь? — крикнул вдруг Гастон. — Кто начальник?
Всадники осадили коней. Минута
— Кто ты?
— Кагетан ад-Зорр. Вождь.
— Чего вы бродите по ночам в степи?
— Белый начальник послал двадцать всадников объехать его район.
Путники успокоились, опять сели к костру. Кто-то начал снова жевать. Особенно понравились всем кресты на груди вождя.
— Верный друг и слуга Франции! — сказал пассажир.
— Нет, больше: это один из тех, которыми гордится наша цивилизация, — веско добавил Гастон. — Ведь он прошел нашу выучку!
Держа в руке кость с большим куском мяса, Гастон шагнул к вождю. Ему хотелось поболтать и пошутить, может быть, он хотел позабавить товарищей разговором с дикарем, от которого, вполне естественно, всегда можно ожидать какой-нибудь глупой и смешной выходки, тем более что вождь медленно, но неплохо понимал и говорил по-французски.
— Ты когда-нибудь видел такого коня? — спросил Гастон, указывая костью на машину.
— Нет. Мне не нужно.
Гастон откусил кусок мяса, вернулся к костру, взял хлеб, прожевал и затем снова повернулся к неподвижно стоявшей фигуре.
Охранник и вождь были одного роста, и теперь, когда они стояли друг против друга, оба казались достойными представителями своей цивилизации: толстый человек в засаленном комбинезоне и с мясом в руке и тонкий, закутанный в черное, с цветком и мечом.
— Так, говоришь, не нужна, а? Напрасно, напрасно… Наш конь скачет без отдыха триста километров и больше, понял? И таких коней мы сюда скоро пригоним сотни!
— Тем лучше, — жестко прозвучал голос из-под повязки. — Тогда белый начальник не будет отрывать от дома десятки людей для объезда района.
Гастон, видимо, этого не ожидал.
— Да ты подумай, посмотри: он тащит столько, сколько можно нагрузить на пятьдесят ваших коней! Пятьдесят!
Гастон растопырил пальцы на свободной руке и десять раз махнул ею.
— Тем лучше, — опять глухо прозвучал тот же суровый голос. — Белый начальник не будет забирать наш скот для перевозок.
Воцарилось молчание. Из степи доносилось негромкое ржание коней, шорохи и звуки ночи. Двадцать всадников не произнесли ни слова; те, которых было видно, сидели в седлах, не шевелясь, и глядели куда-то вперед.
Гастон не унимался: ему хотелось во что бы то ни стало взять верх и повернуть разговор на смешное.
— Ты, я вижу, хороший парень, Кагетан, и я скоро приеду
Гастон повернулся к спутникам, состроил веселую рожу и кивнул на черную фигуру, как бы приглашая ответить взрывом смеха на ответ туарега.
— Я уже заплатил налог.
Несколько секунд вождь ожидал нового вопроса, но Гастон жевал мясо и не знал, что бы сказать еще. Желая замаскировать неловкость, он вынул изо рта какую-то маленькую косточку, посмотрел на нее и сплюнул.
Вождь молча поднял правую руку в знак прощания, как римский патриций. Как он был хорош в этот момент! Потом легко вскочил в седло и прыгнул в ночь.
Первый баобаб, первый термитник, первая пчелка, первый лев.
Первый обед за столом и на стульях в прохладной тени раскидистого дерева! Первый дождь и первая гроза!
О, вечно прекрасные запахи мокрой плодородной земли и сочных листьев, на которых еще дрожат серебряные капли! И три семицветные радуги по пути, как пышные врата в счастливое царство изобилия и неги!
Позднее, когда путники устроились на ночлег во французском форте, Гай долго глядел на чужие, непривычные звезды и думал: «Кончилась первая часть моего пути. Пора подвести итоги. Вот они: я видел подлинных африканцев, почувствовал гордое биение их горячей крови и понял, что дикарей в Африке нет! Если только не считать тех, кто пока оскверняет эту прекрасную землю! Африка научила уважать себя. И еще: она — зеркало, в котором европеец видит то худшее, на что он способен.
Я открыл для себя Африку как будущее поле боя за свободу, но не увидел лица человека будущей Африки. Кто он? Гордый туарегский вождь с французским орденом на груди? Хоггарский пастух, которого повели к виселице за порыв к свободе? Или два молодых агитатора, которых в Алжире спасли от полиции случайные прохожие?
Нет, лица нового человека будущей Африки я не увидел, и отсюда задача — во второй половине путешествия я его должен найти! Должен!»
На берегу реки Убанги Гай сел на дряхлый пароходик, чтобы по воде добраться до столицы Бельгийского Конго — Леопольдвиля и там подготовить свою поездку на грузовичке до Стэнливиля, а оттуда начать поход через Итурийские лесные дебри, протяженностью в пятьсот километров.
По рекам Арувими и Итури он решил продвинуться вглубь леса, а дальше идти пешком.
Глава 12. Тайная печаль Африки
Вместе с тремя белыми пассажирами Гай томился на верхней палубе речного пароходика, который шел по реке Убанги.
— Так кто же в конце концов получил сокровища королевы Ранавалоны? — неожиданно рявкнул полковник Спаак, не раскрывая глаз.
— Меня не интересуют чужие деньги и сокровища… — вяло ответил Гайсберг вам Эгмонд, не шевелясь и не поднимая головы с изголовья шезлонга. Но остальные пассажиры при его словах зашевелились, подняли головы и посмотрели на Гая — британский консул мистер Крэги с иронической усмешкой, а французский монах-миссионер отец Доменик— с изумлением и страхом: ему почудилось в ответе что-то бунтарское. Но влажная жара быстро успокоила обоих. А полковник широко открыл один глаз и уставился им на Гайсберта, точно тыкал его столовой вилкой. Потом подумал: «Этот дурак нам подойдет… Надо к нему получше присмотреться»…