В степях донских
Шрифт:
Это было в апреле 1918 года. Под натиском 350-тысячной армии немецких империалистов, оккупировавшей Украину, на Дон и дальше, к Царицыну, отходили советские войска.
В тот же день штаб красногвардейских отрядов направил посыльного навстречу К. Е. Ворошилову с сообщением о планах немцев и с просьбой об оказании нам помощи. В полдень посыльный вернулся обратно и привез радостную весть: Климент Ефремович шлет каменцам боевой революционный привет, благодарит за важное донесение и направляет на подмогу крупный отряд под командованием Локотоша — 60 кавалеристов, 300 человек пехоты и восемь орудий. Вскоре Ворошилов и сам
— Снарядов не жалеть, — сказал он артиллеристам, — пусть знают интервенты силу России!
Через час батареи открыли меткий огонь по наступавшим оккупантам. В панике они оставили свои окопы и кинулись назад, бросая оружие.
Бойцы из отряда Локотоша произвели на красногвардейцев огромное впечатление своей железной дисциплиной, уверенностью в победе, героизмом.
Натолкнувшись на упорное сопротивление русских, немецкое командование бросило в бой значительные силы. С ходу разворачивалась полнокровная дивизия под командованием генерала фон Клауса. На подступах к Каменской разгорелись жестокие схватки. Четыре дня неумолчно гремела канонада, пулеметные очереди рвали жаркий воздух. Десятки раз немцы бросались в атаки, но, нарвавшись на непреодолимую стену огня, откатывались. По Северному Донцу плыли серо-зеленые трупы вражеских солдат и мертвые кони.
Улучив момент, наши пошли врукопашную. Немецкие цепи не выдержали штыкового удара. На плечах бегущего противника красногвардейцы ворвались в села Малая Каменка и Большая Каменка. Не удержался неприятель и в Гундоровской, несмотря на активную помощь белоказаков. Оставив станицу, те и другие продолжали отступать.
Необыкновенный подъем духа охватил бойцов, особенно украинцев: до их родного Донбасса — рукой подать! Они считали, что командование армии организует большое наступление.
— Даешь родной Луганск! — гремел в степи бодрый призыв.
И вдруг наступающих нагоняет конный — взмылена лошадь, возбуждено до предела лицо.
— Назад! Ворошилов приказал.
В цепях недоумение. Как же так? Противник бежит, его надо гнать.
Однако вскоре все разъяснилось. Немецкое командование, видя, что наступление передовых отрядов не удержать, решило бросить главные силы на фланги, чтобы, пропустив нас поглубже в свой тыл, захлопнуть кольцо и разгромить.
Поздно ночью к Клименту Ефремовичу прибежал пожилой казак с соседнего хутора и сообщил: немцы лавиной движутся по линии хуторов Красный — Бородин, тайно накапливаются вдоль Северного Донца, по балкам, устанавливают много пушек. Ворошилов, для которого подозрительным показалось столь поспешное отступление противника из Гундоровской, разгадал замысел врага, приказал немедленно, пока не поздно, отойти к Каменской.
Ловушки не получилось, командование армии предотвратило катастрофу.
Эшелон за эшелоном проходили через Каменскую: шли бронепоезда, составы с боеприпасами, ценнейшим оборудованием, проплывали теплушки, приспособленные под жилье. Они направлялись дальше на Лихую. А кольцо немецких войск вокруг украинских армий и наших отрядов сжималось все туже и туже.
Под оглушительные разрывы снарядов и людской крик в одном из вагонов, стоящих на путях, К. Е. Ворошилов проводил экстренное совещание. Тут находились председатель ЦИК Донецко-Криворожской республики Артем (Ф. Сергеев), руководитель
На повестке дня один вопрос: задержать наступление немцев, вывести все эшелоны в Царицын. Решалась и судьба наших Донецких отрядов. Совещание единодушно решило: Донецким войскам отступать вместе с украинскими частями. Другого выхода нет.
Значит, надо покинуть Каменскую, оставить врагу родной дом, все то, что с таким трудом успели сделать за первые месяцы революции.
Не одно сердце тревожно ныло в те минуты, не в одной голове толпились роем страшные мысли: «Правильно ли мы поступаем? Так ли надо? А быть может, лучше остаться здесь и, защищая завоевания Октября, погибнуть с честью, чем отступать в неведомые дали?»
Много было и споров: горячих, жгучих, как огонь, принципиальных. Но долго рассуждать не могли — немцы у окраины Каменской готовятся к последнему прыжку. Обозленные неудачей, они рвутся теперь к Лихой, пытаясь преградить путь ползущей на северо-восток многочисленной армии.
В это время пулеметная команда и наши отряды стояли в окопах на левом берегу Северного Донца. Надо задержать неприятеля хотя бы еще немного, пока не уйдут последние эшелоны. Только тогда красногвардейцы могут отойти.
Медленным, неторопливым шагом командиры обходят окопы. Бойцы занимаются своим делом: одни просматривают и чистят оружие, другие набивают патронами пулеметные ленты, а некоторые, расстелив по-домашнему на дне окопа платок, ряднину, подкреплялись перед боем.
Впереди, за изгибом траншеи, мелькнула белая женская косынка, и я невольно ускорил шаги. Кто это? Подхожу и вижу перед собой молодую, красивую женщину. Сидит и набивает пулеметную ленту. Проворные, маленькие руки выполняют работу сноровисто и привычно. Заметив меня, женщина встала, вытянулась по-военному — каблучки потертых туфелек вместе, рука приложена к кокетливо повязанному платочку, — доложила:
— Пулеметчица я... то есть муж мой, Михаил Семикозов, а я при нем... вместе, значит... зовут меня Мария Семикозова.
Лицо женщины знакомо, но где приходилось видеть ее — не мог восстановить в памяти. И вдруг воспоминания нахлынули сразу: это та самая отважная пулеметчица, которая метко косила белоказаков, вызывая восхищение бойцов. Между прочим, говорили они не только о Марии, но и о ее муже Михаиле. У него привычка — не спешить открывать огонь. Лежит бывало, сжав зубы, и терпеливо ждет. Товарищи волнуются, требуют: «Бей же, сукин сын, а то все пропало!» Но Михаил молчит. И только когда белоказаки подлетят вплотную — начинает косить огнем, как серпом, под корень. Вот и жаловались на него товарищи, мол, дюже уж бесчувственный человек. Слов человеческих не понимает.
Вызвал Семикозова, спросил:
— Правду говорят бойцы?
— Правду, товарищ командир, — простодушно ответил он и уже сердито добавил: — Им абы стреляй, а то, что потом будет, дядя отвечай. У кого кишка тонка, пускай не суется в бой.
Удивительна история этих двух молодых людей — Михаила и Марии, ставших только несколько дней назад Семикозовыми.
Записался добровольцем в отряд Михаил, но не захотела отставать от него и невеста.
— Пойду с тобой и все. Буду воевать, — настаивала она. Михаил только незаметно улыбался: блажит девка, а покажется беляк — не сыщешь.