В стиле «ретро»
Шрифт:
Какие, оказывается, слова были в той блатной песне:
«А наутро в бледно-розовом тумане С голубой озерной синевой...»Или:
«Стала ты своею, другом моим верным, Я тобой, как финкой, дорожил...»Певицы, исполнив несколько куплетов, хотели прерваться. Ребята кинулись умолять:
—
Спели. За «Муркой» последовала еще одна — чистый душераздер:
«Перебиты, поломаны крылья, Дикой болью всю душу свело. Кокаина серебрянной пылью Все дороги мои замело».И еще:
«Глаза зеленые и желтые ботиночки Зажгли в душе моей пылающий костер!»Ребятам пора уже было на рандеву с потенциальными невестами. Что оно сулило, это рандеву? Ну, врубим маг с современными ритмами. Ну, будем целоваться под эти ритмы. Как вчера, как позавчера. А тут?!..
На-ко, в стиле сентиментально—меланхолическом:
«В прощальных астрах Печаль хрустальная жила...»На хрустальных астрах оборвали пение. Большая взяла власть в свои руки:
—Антракт! И... Не пора ли тебе, хозяйка, наведаться на кухню?
Что хозяйка и исполнила. Вскоре вернулась. На высоко поднятых руках несла большое блюдо, на котором исходило паром нечто.
— Гусь! — объявила вошедшая. — В стиле ретро!
Ну, дают старухи!
Блюдо водрузили на середину стола. Отварная, рассыпчатая, желтенькая картошка — вот что было на блюде.
Насладившись произведенным эффектом, хозяйка объяснила суть «гуся в стиле ретро». Во времена их молодости, пришедшейся на годы военные и послевоенные, о гусе и не мечтали. Картошка и та была лакомством. Вот тогда-то ее и прозвали гусем. А уж ретро — дань современности.
Слов нет, картошка была великолепна. Худо лишь одно: выпить нечего. В «антиалкогольные» времена — где достанешь?
— А-а, — сказала грымза большая, — раз пошла такая пьянка — режь последний огурец!
Маленькая шмыгнула из комнаты. Вернулась с бутылкой. Конечно, ждут гостей. Что большая и подтвердила беззаботно:
— Принесут сами!
Как нынче в подавляющем большинстве идут застолья? Все ворчим по поводу продовольствия. А, между прочим, через пять минут — все объелись, отяжелели. Врубили маг или телевизор. Все!
Горячая картошечка пошла хорошо. Пока ее изничтожали, хозяйки выпотрошили из ребят всю интересующую их информацию. Да как попали в грузчики, да кто у них подружки, да каковы планы на ближайшее будущее.
Для хозяек горячая картошка оказалась сродни допингу.
— Стихи, читаем стихи! — воззвала маленькая.
Стихи — ерунда. Но — пусть себе читают. На лекциях иной раз прекрасно спится...
Начала, конечно, большая. Прочла известный стих Пушкина, кончающийся словами: «Дева над вечной струей вечно печальна сидит».
«И пусть себе сидит», — лениво подумал Арвис.
Недолго дева усидела. Растрясли ее и растрепали та-акие пародии! Как бы на эту тему написали Лермонтов, Некрасов. Пожалуйста — Вертинский:
— Что вы плачете здесь, одинокая деточка?...А-а, Михалков:
— Во-первых, нечего носиться за водою, Коль дома есть водопровод, вот! А если уж приспичило такое — Побереги народное добро: Бери всегда с собою за водою Железное ведро, во!Ребята уплакались от смеха. А хозяйки выдавали наперебой:
— Роберт Бернс. Финдлей. На два голоса!
— Пушкин Василий Львович. Отрывки из поэмы «Опасный сосед».
— Поздний Барков...
— Ранний Евтушенко...
Брюшной пресс у Арвиса стал от смеха болеть физически. Ох, вздохнуть бы!
Большая поняла его состояние. Объявила:
— А научим-ка мы, Машер, этих людей танцевать настоящий чарльстон. Без всяких псевдо!
Вытащили из-за «колесной пары» Янку с Эдгаром. Под собственное «музыкальное сопровождение» принялись ногами — а ножки у обеих весьма как ничего! — выделывать такое !..
Наблюдая, как обе Маши весело, легко, каждая по-своему выдавали чарльстон, Арвис вдруг с удивлением поймал себя на том, что видит в них женщин. Интересных, черт возьми, женщин!
Отчарльстонившись, обе с видом победительниц уселись, оглядели аудиторию.
— А что? — большая в задумчивости уставилась на Арвиса. — А скинуть бы нам с тобой, Машер, и всего-то лет по десять, — то и полетели бы их невесты вверх тормашками!
— Нич-чегошеньки, нич-чегошеньки вам не надо скидывать! — Восклицание вырвалось у Арвиса с полнейшей искренностью.
— Ты думаешь? — обратив к Арвису синий, исполненный кокетства взгляд, спросила маленькая.
— Лестно! Кокетство большой не лишено было самодовольства. — Примем к сведению!
Рига, 1985 год.