В стране дремучих трав(изд.1948)
Шрифт:
Думчев замолчал. Там, у входов, двигались муравьи-сторожа.
— Теперь пора!
Я сжал свое оружие в руке. Мы кинулись прочь из муравейника.
Стрельба картечью
— Не оглядывайтесь! — услышал я за собой голос Думчева.
Мы уже промчались мимо муравьев-сторожей и очутились на какой-то тихой тропинке в стороне от муравьиного тракта.
Помню резкий шум, который оглушил меня, когда мы выбежали из муравейника. Помню, как я отмахивался своей
Думчев догнал меня:
— Скорей за мной! Погоня!
Действительно, муравьи не отставали от нас, почти настигали.
Впереди — песчаный косогор. Думчев ступил было на край косогора, но вдруг схватил меня за руку и круто взял в сторону:
— Подальше! Подальше от края!
Обогнув косогор, мы очутились у его противоположного края. И этим обманули муравьев.
Муравьи-преследователи появились на том самом крае, от которого мы свернули в сторону. Они бежали гуськом один за другим.
— Сергей Сергеевич! Вот… вот муравей… Совсем близко!..
— Картечью! — вдруг яростно крикнул Думчев. — Картечью!
«Какая нелепость! — мелькнуло у меня в голове. — Шутка? Чудачество? Или безумие?»
— Картечью! — почти прохрипел Думчев. — Залп! Картечью! — командовал он.
И тут случилось нечто для меня непостижимое. Град камней бил по нашим преследователям. Снова и снова слышалось:
— Картечью! Картечью!
И снова и снова песчаные «ядра» поражали наших врагов. Откуда? Как? Кто заступился и выручил нас?
Я видел то самое животное, о котором писал Думчев в своих записях, — муравьинного льва.
Я ничего не понимал, но видел, как муравьи-преследователи, осыпаемые песком, срывались с откоса, катились и падали в какую-то яму. А оттуда, из этой ямы, снова и снова взметались песчинки-камни, каждая величиной с голову муравья, взметались и били по врагам.
Новые муравьи устремлялись к косогору, но каждый преследователь, добежав, не мог удержаться на отвесном крае — град песчинок сбивал его с ног, земля под ним осыпалась. Он падал, снова карабкался, но опять песчаный град обрушивался на него, и муравей летел в ту самую яму, откуда некто по команде Думчева стрелял в наших преследователей.
Я был поражен и недоумевал.
Думчев хитро поглядывал на меня и хохотал. Но, когда кончился обстрел и ни одного преследователя не оказалось в живых, он взял меня за руку и бережно подвел к тому песчаному обрыву, из которого шла пальба.
— Смотрите!
И я увидел то самое животное, о котором писал Думчев в своих записях-листках, — муравьиного льва, погубившего «верблюда» (паука-волка), который нес дневник.
Тайна
Неуклюжая, толстая, плоская голова торчала из песка. Челюсти словно рога, острые и длинные. Чудовище точно спряталось в песке, выставив напоказ только свою удивительную большую голову.
— Наш спаситель! — сказал Думчев.
— Точный и меткий обстрел!
— Да, личинка муравьиного льва. Хищное насекомое. Оно проходит ряд превращений, чтобы в конце их появиться в виде вяло порхающего насекомого, внешне схожего со стрекозой.
Я слушал Думчева. Но все еще видел перед собой, как муравьи катились в логово чудовища.
Лицо Думчева было сосредоточенным и грустным. Он рассказывал о муравьином льве, но все время словно думал о чем-то другом. Я понял: Думчев вспоминал своего «верблюда».
— Муравьиный лев, — говорил Думчев, — владеет и артиллерийской сноровкой, и инженерным мастерством. Он соорудил эту воронку так, что сбитый с ног муравей непременно должен свалиться вниз.
Мы отошли в сторону. Я посмотрел на Думчева. Его большие серые глаза вдруг оживились. Он остановил меня и воскликнул:
— Скажите, как вы попали в город Ченск?
Я смутился. Я ждал этого разговора, готовился к нему, но вместе с тем он страшил меня… Сколько надо рассказать! Как изменилась Россия!
Я нехотя сказал:
— Поездом… — и вспомнил: мой билет на скорый поезд в Москву пропал.
— Так вы приехали поездом, а потом на лошадях, по тряской дороге. Стучат по шпалам колеса… И бывает так, что поезд летит под откос…
Я сухо заметил;
— Инженеры построили насыпи с точными математическими расчетами. А грунтоведы вычисляют угол естественного откоса для каждого отдельного случая.
— У вас там математика. А здесь вот муравьиный лев без всякой математики так строит в песке воронку, что стоит одному муравью — лишь одному муравью! — пройти по краю воронки — равновесие насыпи уже нарушено. Понимаете: тяжесть тела одного муравья — и вдруг рязверзается пропасть! Бездна! А вы говорите: вычисления… инженеры… грунтоведы… угол естественного откоса… Муравей ступил на край — песчинки покатились, и ему уже не выкарабкаться. Тут ошибок не бывает. Построит муравьиный лев свою воронку чересчур пологой — муравей выкарабкается, картечь не сшибет его, и хозяин воронки издохнет с голоду. А если чересчур отвесная воронка — пройдет по ней муравей, получится обвал, и песок засыплет хозяина воронки. Нет, тут все точно! Мастерство-то какое!
Я уже знал о муравьином льве из листков Думчева, но внимательно слушал.
— А как эта воронка делается? Спирально. Муравьиный лев ходит по кругу, ножкой захватывает песок, кладет на голову и выбрасывает его. Так он проходит один круг, затем второй, более узкий. Круги все уменьшаются и уменьшаются. Получается перевернутый конус. В самый низ песчаной воронки зарывается лев.
— Поразительный инстинкт! — сказал я Думчеву. — Насекомое решительно не понимает и не знает, что делает, и действует, как хорошо налаженная машина.