В стране литературных героев
Шрифт:
Оставьте ваш самообман
И не играйте в прятки.
Наука ваша, как туман,
В ней лишь одни догадки.
Нет, нужно знать, как дважды два,
Все стороны предмета.
Нужна в науке голова
Плюс
Гена: Вот это верно! Архип Архипыч, а я что говорил? Наука – вещь точная!
А.А.: Ваш метод превосходен, мистер Холмс. Но в той науке, которой я посвятил свою жизнь, надо доверять не только логике, но и сердцу.
Холмс (непреклонно): Если вы хотите заниматься наукой, ваше сердце должно быть в подчинении у головы… Впрочем, сейчас вы убедитесь в моей правоте. Я слышу, к дому подъехал кеб. Это Уотсон, который выполнил мое поручение, так как в кебе он не один.
Гена (выглядывая в окно): Да, с ним еще кто-то. Только как вы это угадали? Ведь вы даже не подходили к окну!
Холмс: Это азбука моей профессии. По стуку колес я понял, что в кебе-двое. Только и всего.
Уотсон (входя): Я выполнил ваше поручение, Холмс. Хотя, признаюсь, это было нелегко: мой спутник всю дорогу говорил только стихами! И вообще вел себя крайне странно. Да, Уотсон выполнил поручение. С ним – какой-то молодой человек, в самом деле несколько странный. Говорит он возмущенно и напористо, но при этом соблюдает приподнятый, несколько даже высокопарный тон.
Молодой человек:
Мы качества мои оставим, ради бога!
Зачем я здесь, у этого порога?
Зачем вы привезли меня сюда?
Что нужно вам? Поверьте, господа.
Ваш образ жизни мало мне пригоден,
И от оков я должен быть свободен!
Холмс (он скандализован): Каких оков? Уотсон, неужели вам пришлось воспользоваться наручниками?
Уотсон: Бог с вами, Холмс! Ничего подобного! Я же говорю, что этот молодой человек несколько странен.
А.А.: Простите, что я вмешиваюсь, но, по-моему, он имеет в виду совсем другие оковы.
Молодой человек (запальчиво):
О да! Не создан я для жизни при дворе,
К дипломатической не склонен я игре,
Я родился с душой мятежной, непокорной,
И мне не преуспеть средь челяди придворной!
Холмс: Успокойтесь, никто из нас и не собирается предлагать вам службу при дворе. Вас пригласили сюда для несколько иной цели. Садитесь, пожалуйста… Ну, господин профессор! Не напоминает ли этот господин вашего Чацкого?
А.А.: Да, Альцест весьма близок Чацкому по своему характеру…
Холмс (удивленно и несколько
А.А.: Конечно, знаком. Ведь это герой комедии Мольера "Мизантроп".
Холмс: Вы правы… (Торжественно.) Так вот, я утверждаю, что не кто иной, как Альцест, был прообразом вашего соотечественника Чацкого. И на этот раз вам придется иметь дело не с туманными догадками, не с сентиментальными предчувствиями, а с непреложными фактами. Факт первый. Этот молодой человек громогласно заявил о своем отвращении к придворной челяди, о нежелании льстить, прислуживаться. Не напоминает ли это похвальное высказывание слова Чацкого: "Служить бы рад, прислуживаться тошно"?
Гена (симпатии которого целиком на стороне Шерлока Холмса, восхищенно): Точно!
Холмс: Факт второй. Так же как вашего Чацкого, господина Альцеста окружающие называют за его прямоту в суждениях безумцем и даже глупцом…
Альцест:
Тем лучше, черт возьми, мне этого и надо:
Отличный это знак, мне лучшая награда!
Все люди так гнусны, так жалки мне они!
Быть умным в их глазах-да боже сохрани!
Холмс: Вот именно! Ну, господин профессор? Помните ли вы утверждение Чацкого, что в окружающем его обществе не странен только тот, кто на всех глупцов похож? Не близко ли оно словам Альцеста?
Гена: Точно!
Холмс: И притом прошу заметить, что совпадения эти отнюдь не частного характера. Они определяют самую суть личности Чацкого и Альцеста. Впрочем, пойдем дальше. Факт третий. Памятны ли вам последние строки финального монолога Чацкого?
А.А.: Еще бы! "Вы правы: из огня тот выйдет невредим, Кто с вами день пробыть успеет, Подышит воздухом одним, И в нем рассудок уцелеет…"
Гена (ему ужасно хочется понравиться Шерлоку Холмсу): Ой! Дайте дальше я! Я это учил!
Холмс: Прошу вас, молодой человек.
Гена (старательно декламирует): "Вон из Москвы! сюда я больше не ездок. Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, Где оскорбленному есть чувству уголок!.."
Холмс: Достаточно, благодарю вас. А что вы скажете на этот счет, господин Альцест?
Альцест (с жаром): А я, быв жертвою коварства и измены, Оставлю навсегда те пагубные стены, Ту бездну адскую, где царствует разврат, Где ближний ближнему-враг лютый, а не брат! Пойду искать угла в краю, отсель далеком, Где можно как-нибудь быть честным человеком!
Уходит, независимо хлопнув дверью.
Холмс: Ну как? Похожи, не правда ли?