В стране слепых
Шрифт:
– Может быть, никакого, а может быть, и прямое. Но даже если имеет, то я все равно не знаю какое. Хотя это более подходящий вариант, чем твой Бренди Куинн. Дай мне время на проверку, и потом продолжим разговор.
Она подождала, не скажет ли Морган еще чего-нибудь, но он молчал. У нее возникло смутное подозрение, что он знает больше, чем говорит, и считает дело серьезным. Морган явно связывал все это с той статьей, над которой сейчас работал, но не собирался рассказывать, в чем дело. Морган никогда не любил распространяться заранее о материалах, которые готовил. Может быть, поэтому их репортерский тандем так быстро распался.
Теперь
Сара стояла на балконе своего дома, расположенного высоко на склоне Южной Столовой горы, и смотрела вниз, в ночь, время от времени раскручивая бренди в бокале. Позади нее во всей квартире свет был потушен. Горел только камин – в его тусклых красноватых отблесках по комнате плясали тени. Сара любила вот так постоять ночью одна. Это умиротворяло. Хотя иногда одиночество проникало внутрь, и у нее начинало щемить где-то в горле.
Тьма казалась сплошной, без единой щелочки. Нельзя было сказать, где кончается земля и начинается небо. Огоньки внизу складывались в безупречный геометрический узор, похожий на драгоценные камни на черном бархатном наряде, но чуть дальше строгий городской порядок уступал место сельской безалаберности – огоньки становились все реже и наконец окончательно сливались со звездным хаосом ночного неба.
Торговый центр на углу Тридцать Второй и небоскреб на Янгфилд-стрит можно было принять за созвездия. Некоторые огни быстро двигались, но что это – автомобили или метеоры, – было непонятно. Слева от нее непроницаемой туманностью вырисовывалась гора Лукаут – черная громада с несколькими горящими огоньками на черном фоне.
Сара сделала глоток бренди. Когда от Моргана она зашла в полицию, там ей посочувствовали. Полицейские понимали, почему она не могла явиться сразу. Шок, сказали они. Но версию Сары об умышленном покушении на нее они не приняли – не поверили, что другие жертвы были только маскировкой. Слишком уж привлекательна была версия о маньяке, слишком удобна.
«Улыбнись мне, Скотти, – пропела она про себя слова популярной песенки.
– Никто меня не понимает там, внизу».
Хотя нет, это несправедливо. Она так и не смогла вразумительно объяснить, почему именно себя считает главной мишенью, а интуицию к делу не подошьешь. Но она прочла это в глазах убийцы, когда их взгляды встретились. В полиции понимающе кивали. Нет ничего страшнее бессмысленной гибели, как сказал Морган, ужасно стать жертвой убийцы, которому ты безразличен. Шальная пуля террориста лишает человека индивидуальности, неповторимости, и жертва любым путем старается найти причину – любую причину, лишь бы она имела хоть какое-то отношение к ее личности. Но полицейские не испытали на себе взгляда того человека. Они не видели его глаз.
Кто-то обрек ее на смерть, а она не знала за что. Вот в чем состоял настоящий ужас. Тот взгляд, который бросил на нее убийца, невозможно было описать словами, но он не оставлял никаких сомнений. Человек безусловно узнал ее, и в его взгляде появилось смешанное чувство удовлетворения и предвкушения. Вспоминая его взгляд, она теперь понимала, что этот человек испытывал наслаждение от своей работы.
Ее спасли курсы по выживанию. Она нырнула в укрытие автоматически, не раздумывая. Но даже после этого способность думать не вернулась к ней, и это ее тревожило. Всю свою жизнь она сама создавала возможности, из которых
Если ты сам по себе, то у тебя никогда не появится искушение переложить вину на кого-то другого. Сара всегда презирала тех, кто обвиняет в своих неудачах друзей, обстоятельства, невезение, все что угодно, кроме самих себя. Но вчера она как будто стала одной из них: она защищалась, а не наступала, подчинялась обстоятельствам, которые от нее не зависели, она оцепенела от неожиданности, от ужаса, а главное – почувствовала полную беспомощность.
Беспомощность. Вот что может лишить мужества кого угодно. Может быть, у тех, остальных, просто ниже порог психологической уязвимости?
«Решили покопаться в своих переживаниях, мадам?» На губах у Сары появилась слабая улыбка. Внизу по шоссе несся поток автомобилей. Люди направлялись в горы. Они проведут субботний вечер в мотеле «Олд Диллон Инн». За ними никто не охотится. Сара подумала, не последовать ли их примеру – сесть в «вольво» (нет, лучше в «блейзер») и умчаться в горы. Она знала там места, где ее не разыщет никто на свете. Места, которые она могла и сама не найти. До перевала был всего час езды, но она знала места и ближе, в предгорьях.
Бежать, скрыться. Вот что посоветовал ей Морган на прощание. Но бегство никогда не было в ее характере. («Если не считать бегства из Старого Города», – напомнил ей внутренний голос.) Она не беспомощна. Она может постоять за себя. Чикагские улицы мало напоминали благодатный рай, колорадские горы – тоже. Теперь она готова ко всему.
«Расправиться со мной, как с Бренди Куинном, им не удастся». Однако что за странная мысль! Ведь это давнишнее дело, с тех пор прошло сто лет.
Сара вернулась в квартиру, задвинув за собой стеклянную дверь. Она сделала всего четыре шага по освещенной камином комнате и застыла на месте. Что это? Звук, который уловило ее подсознание? Едва ощутимый запах, оставшийся в воздухе? Тень, неподвижная, как камень, среди остальных теней, колеблющихся в отсветах камина? Бокал выпал из ее руки и разбился о паркет.
В комнате кто-то был!
Ей захотелось свернуться в клубок, чтобы только ее оставили в покое. «Я больше не в силах этого перенести!» Но в то же время ее охватила ярость. «Я больше не намерена это терпеть!»
В два шага она оказалась у камина с тяжелой кованой кочергой, крепко зажатой в руке. Спиной она держалась к стене. Так сделал бы «Дикий Билл» Хикок.
– Глупо, – произнес голос из темноты. – Глупо так стоять перед камином. На фоне огня вы как на ладони. – Голос был мужской, и в нем звучала насмешка.
– Кто вы?
– Друг.
– Конечно. Все мои друзья только и делают, что вламываются ко мне в дом без спроса.
Он зажег настольную лампу, и Сара сощурилась от неожиданного света. Когда глаза ее привыкли, она увидела в его руке пистолет. В животе у нее что-то оборвалось, но с места она не двинулась, прикидывая дистанцию. Калибр, кажется, небольшой. Сразу насмерть не убьет. Или убьет?
Он поднял револьвер дулом вверх. Барабан открылся, и патроны высыпались на пол.
– Вот, – сказал он. – Теперь я беззащитен.