В стране слепых
Шрифт:
Пруденс не была его постоянной привязанностью. У нее были какие-то странные представления о наслаждении, которые Кеннисон находил по большей части неинтересными, а иногда даже унизительными. Он не раз задумывался о том, сознательно ли Пруденс стремится унизить себя, если да, то почему и какое она может получать от этого удовольствие. Разделять ее утехи было нелегким бременем, но Кеннисон всегда считал своим долгом помогать ближнему обрести счастье.
Настолько, насколько простирались его возможности.
Ему вспомнились некоторые подробности их прошлых встреч, он
– О, мистер Кеннисон, – сказала она высоким, чуть визгливым голосом «маленькой девочки», увидев, как он выходит из туалетной комнаты. – Я заблудилась.
– Минутку, Пруденс, – остановил он ее. – Сегодня я хотел бы попробовать кое-что другое.
Он протянул руку к лампе и выключил ее. Комната погрузилась в красноватый полумрак – теперь ее освещали только огоньки над аварийными выходами. Пруденс превратилась в неясную тень рядом с ним. На лице у нее появилась капризная гримаса. Игра выходила из привычной колеи.
– Ты не просто заблудилась, – сказал он. – За тобой кто-то идет. – Он махнул рукой в глубину комнаты, которая была тесно уставлена шкафами и разделена перегородками на кабинки-отсеки. – Там какой-то нехороший человек. Он за тобой гонится.
Она широко раскрытыми глазами оглядела комнату, радостно кивнула и убежала.
Кеннисон нетерпеливо ждал. Он был недоволен собой. Все равно ничего не выйдет. Раньше, с Карин, это был просто приятный каприз. Теперь он уже опустился до уровня Пруденс. В конце концов, это просто недостойно, черт возьми! Не узнали бы только Пэйдж и Вейл! Тут он вспомнил, что Вейл нет в живых, и у него немного отлегло от сердца. По крайней мере, Великая Гарпия уже никому не расскажет о его «подвигах».
Он повертел в руках стаканчик для карандашей, стоявший на столе, вытащил несколько карандашей, снова поставил их на место. Взял пресс-папье в форме полушария, закрутил его волчком. Взглянул на часы. Нельзя же ему до бесконечности сидеть в своей туалетной комнате. Где же Пруденс?
Он прислушался. В комнате стояла тишина, лишь из недр здания слышались какие-то едва различимые звуки и время от времени снаружи доносился шум уличного движения.
– Пруденс! – позвал он громким шепотом и подождал. Ответа не было.
– Пруденс! – позвал он снова. Что за время для шуток! И тут он услышал сдавленный крик и шум от падения на пол чего-то тяжелого.
Кеннисон застыл на месте, держа в руке пресс-папье. Что-то случилось. Здесь кто-то есть? Может быть, грабитель? Неужели из-за его невинного предложения она оказалась в опасности?
Он напряженно вглядывался в багровый полумрак. В какую сторону она побежала? В нерешительности он сделал несколько шагов. Если в темноте прячется грабитель, глупо бродить здесь вслепую. Он вспомнил о потайном лифте в туалетной комнате и оглянулся через плечо.
Звук бегущих шагов заставил его резко обернуться. Он услышал, как полетел на пол стул, потом послышалось сдавленное рыдание и треск рвущейся ткани. Кеннисон отшвырнул пресс-папье, схватил со стола нож для открывания конвертов и медленно, вслушиваясь в тишину, двинулся
«Идиот! – подумал он. – Найди выключатель и зажги свет!»
Нет, тогда вся игра будет испорчена.
Если это еще игра.
А если нет, то сразу станет видно, где он и где Пруденс, а не только где грабитель.
Он обещал себе, что проверит только первый ряд кабинок, а тогда уж, если ее там не окажется, зажжет свет.
Неподалеку послышался шепот, но в какой стороне, он понять не мог. «Что если он… что-то с ней делает?» Он представил себе, как этот человек – грубый, плохо одетый, наверное, грязный и со зловонным дыханием, – ласкает его маленькую девочку, и ему стало не по себе. Она нуждается в его помощи, в защите. Будь на его месте какой-нибудь трус, он сбежал бы, спасая свою шкуру, но Кеннисон не такой. Он крепко стиснул в руке нож для открывания конвертов.
Подойдя к первой кабинке, он быстро и бесшумно шагнул внутрь, держа наготове нож, и обшарил кабинку взглядом. Там никого не было.
Он беззвучно двинулся дальше по проходу. Вторая и третья кабинки тоже были пусты.
А в четвертой…
Она сидела, скорчившись под столом. Блузка на ней была порвана, колени прижаты к груди. Увидев его, она негромко вскрикнула.
– О, мистер Кеннисон! – сказала она голосом «маленькой девочки». – Я совсем заблудилась, а тут был какой-то нехороший человек, он шел за мной, и он хотел…
Кеннисон сделал глубокий выдох, положил на стол нож и присел перед ней на корточки. Он протянул к ней руки, она бросилась ему в объятия и крепко прижалась к его груди. Он начал гладить ее по голове.
– Мистер Кеннисон, – сказала она, – смотрите, что он хотел сделать.
Она показала на свою порванную блузку. Не переставая гладить ее, Кеннисон посмотрел и согласился, что это был очень нехороший человек. Но теперь он уже ушел.
– Теперь все будет хорошо, – сказал он.
Немного спустя, сидя за столом в своем кабинете этажом выше, он подумал, что вообще-то Пруденс, конечно, сексуальная дегенератка. Он только намекнул ей, что за ней кто-то будет гнаться, а она вошла в роль и все разыграла всерьез. Он представил себе, как она бежит в темноте между столов и шкафов, опрокидывая стулья и со страхом оглядываясь на воображаемого преследователя. На некоторое время ей удалось заставить себя поверить, что все это взаправду.
Ну, Кеннисона она, конечно, не смогла одурачить ни на секунду. Однако даже этой инсценировки оказалось достаточно – ему удалось дать ей нечто такое, на что он уже давно был не способен. Он остался очень доволен собой. Получилось даже лучше, чем с Карин. И Пруденс, конечно, была в восторге. Если бы только это могло… ну, продолжаться чуть дольше. Впрочем, он ведь знал, что опасность была вымышленной.
«А если бы она была не вымышленной?» – подумал он.
Кеннисон решил, что пора закрывать контору на ночь. Отперев ящик стола, он достал дискету и вставил ее в дисковод, рассеянно напевая что-то про себя. Полицейский взглянул на него вскользь и снова уткнулся в журнал.