В стране снежных бурь

Моуэт Фарли

Сани были там — маленькой игрушкой на снегу. На некотором расстоянии от саней виднелась крошечная фигурка Эуэсина, который куда-то бежал.

Позади него на небольшом расстоянии неясно вырисовывалась фигура, при виде которой Джейми ощутил леденящий сердце страх. Это был медведь, и, наверное, мало кому из людей довелось видеть такого. Он был огромен, как бизон, и в соседстве с ним фигурка убегавшего мальчика-индейца казалась ещё меньше.

В ужасе от представившегося зрелища, Джейми почти не заметил двух собак, освободившихся от саней. Собаки преследовали медведя. Мальчик то ли спрыгнул,

то ли соскользнул со скалы и, как только коснулся снега, побежал. В мозгу металась одна мысль: винтовка у него, а у Эуэсина лишь бесполезный лук!

Задыхаясь, с бешено бьющимся сердцем, Джейми бежал так, как никогда не бегал прежде. Один раз он растянулся и сильно ушибся, но мгновенно вскочил и помчался дальше. Его уставшие ноги работали словно ржавые шарниры, от нечеловеческого напряжения подкатывала дурнота, окружающее виделось в каком-то тумане.

Ему казалось, что прошло много часов, прежде чем он перевалил последний кряж и сбежал по его склону. Теперь сани были рядом, в нескольких сотнях ярдов перед ним. Его ушей достиг страшный вопль собак. Джейми смутно различил, что одна из них ранена и тяжело уползает прочь от гигантского зверя, а другая неистовым лаем старается отвлечь на себя внимание чудовища.

Эуэсин кружил и удерживался вне досягаемости медведя.

Джейми попытался крикнуть, но в лёгких возникла такая боль, как будто бы там полно осколков стекла…

У него получилось что-то похожее на кваканье, но этого оказалось достаточно. Эуэсин обернулся, увидел его и прыжками бросился на помощь другу.

Мальчик-индеец подхватил Джейми, когда тот зашатался и упал.

— Винтовка! — пробормотал Джейми, теряя сознание. — Возьми винтовку!

Потом над Джейми сомкнулись гигантские волны темноты; он слабо различил треск ружейного выстрела, за которым последовали ещё три; тьма стала непроницаемой, и все звуки исчезли.

Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что надёжно укутан двумя спальными мешками и лежит у весело потрескивающего костра. За кругом света от костра начиналась ночная тьма, а над головой вспыхивало и гасло северное сияние. Его грудь так сильно болела, что он едва мог дышать. Джейми попытался перевернуться на бок.

Что-то зашевелилось, и большой красный язык лизнул его лицо. Это был Зуб; пёс устроился на мешках возле него.

Сидевший на корточках у костра Эуэсин заметил шевеление и поднял голову. Его лицо выразило облегчение. Он широко улыбнулся и проговорил:

— Пора взглянуть на белый свет! Суп варится. Но сперва погляди-ка на новый тюфяк.

Поморщившись от боли, Джейми повернул голову. Под спальными мешками лежал большой ковёр из грубого коричневого меха с волосом таким же длинным, как на его собственной голове. Мех покрывал пространство, равное площади пола в большой палатке. Джейми с изумлением его потрогал.

Тут над ним склонился Эуэсин с «чайным котелком», полным наваристого мясного супа.

— Выпей это. Почувствуешь себя лучше, — предложил Эуэсин бодрым голосом. — Удивительно, что ты остался жив. Так бежать при такой температуре — запросто можно обморозить лёгкие! Как сейчас твоя грудь?

Эуэсин говорил спокойным голосом, но был очень встревожен. Он знал много случаев,

когда, наглотавшись ледяного полярного воздуха, люди умирали.

Джейми попытался улыбнуться.

— Болит! — сказал он. Потом спросил: — Что случилось?

Успокоенный тем, что Джейми заговорил, Эуэсин радостно приступил к рассказу о схватке с медведем.

— Так вот, — начал он, — когда ты скрылся из виду, я повёл собак вперёд, желая рассмотреть, что же там происходит. Я шёл впереди саней, когда собаки начали рычать. Подумал, что они просто возбуждены.

Потом Зуб завыл.

Я обернулся, хотел его успокоить — он мог спугнуть дичь, на которую ты охотился.

Тут на расстоянии не более четверти мили я увидел медведя.

Он бежал галопом против ветра: должно быть, почуял запах мяса на наших санях.

Я так перепугался, что застыл на месте. Медведь остановился и поднялся на задние лапы. Собаки пришли в неистовство. Я позвал тебя так громко, как только мог. Медведь захрапел, опустился на все четыре лапы и снова побежал к нам.

Собаки, связанные упряжью, не смогли бы убежать и спастись. Я перерезал их постромки и тоже побежал: надеялся, что медведь остановится у саней, чтобы поживиться нашими припасами.

Не тут-то было!

Он гнался за мной и уже почти настиг меня, когда я услышал, как собаки подняли остервенелый лай.

Я перевёл дух и посмотрел назад. Медведь стоял на задних лапах, а собаки кидались на него и кусали. Они — собаки крупные, но рядом с этим медведем выглядели как мыши, беспокоящие лисицу!

В возбуждении от рассказа, позабыв о больной груди, Джейми приподнялся и сел.

— А потом что? — спросил он приглушённым от волнения голосом.

— Наши собаки остановили медведя, — продолжал Эуэсин, — но я знал, что им не задержать его надолго: он убьёт их. Я побежал назад, но медведь даже не посмотрел в мою сторону, — видно, считал меня неопасным. Когда я приблизился к зверю, то начал стрелять из лука. Первая стрела, должно быть, вонзилась ему в ногу. Медведь даже не вздрогнул.

Потом страшная лапа достала Эйюскимо. Собака пролетела по воздуху, как снежок, и, трижды перевернувшись, грохнулась на снег. Когда это случилось, Зуб просто обезумел. Пёс мёртвой хваткой вцепился в медведя сзади и повис на нём. У меня кончились стрелы и положение было отчаянное, но в эту минуту появился ты. Остальное было просто. Я выхватил у тебя винтовку и начал стрелять.

Медведь оказался живучим, и всё-таки даже он не мог выдержать столько свинца. Зверь упал, поднялся, метнулся в мою сторону, затем остановился, как будто чем-то удивлённый, и рухнул на снег.

Вот и всё.

Если бы Эйюскимо не была ранена, а ты — болен, можно было бы сказать, что я легко отделался. Но мне надо было ухаживать за вами, и, как только меня перестало от страха трясти, я развёл костёр. Потом предстояло снять шкуру с медведя. Если бы мы дали туше замёрзнуть, никогда не удалось бы освежевать её. Я снял шкуру только с одного бока — перевернуть тушу мне было не под силу.

Утром лёгкие Джейми болели так, как будто по ним провели горячим утюгом, но дышалось легче, и он чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы тронуться к дому.