В Стране странностей
Шрифт:
Как-то я разговаривал с молодым официантом в ресторане. Оказалось, что через два года он станет врачом. Я подумал было: «Вот бедняга! Приходится ему целый день бегать с подносом». Но тут же мне пришла в голову другая мысль: «А так ли это плохо? Уж не сидят ли во мне самом остатки того свинского отношения к людям физического труда, которое было и осталось у аристократов, у никчемных белоручек?»
И я со стыдом вспомнил, что у нас еще можно услышать в столовой или кафе, как развязный юнец, сидя за столом, обращается к немолодой официантке: «Эй, девушка!» — или что-нибудь в этом роде. А разве тот же юнец позволит
Из многих студенческих организаций мне особенно понравилось Общество по распространению образования среди взрослых. Студенты за небольшую плату учат вечерами тех, кому почему-либо не удалось окончить школу. Тут и пятнадцатилетние подростки, и их бабушки и дедушки. В газетах писали, что самому старому ученику исполнилось 78 лет, а самой старой ученице — 92 года!
И представьте, даже в столь почтенном возрасте человек может выучить иностранный язык: прилежная бабушка стала немного разговаривать по-английски! Но, наверное, лучше все же учить языки в школе, чтобы потом не садиться за парту вместе с внуками…
В «тылу» Тронхейма — бескрайние еловые леса. Это один из главных районов лесной промышленности страны.
Иногда спорят, что важнее для Норвегии: лес или рыба?
Уже шесть столетий страна торгует лесом, да и сейчас десятки тысяч норвежцев заготавливают и сплавляют бревна, распиливают их на доски и брусья, работают на заводах, где богатства леса превращаются в древесную массу, целлюлозу, бумагу, искусственный шелк, различные химические продукты. Только в трех странах мира — в Финляндии, Швеции и Канаде — лесное дело занимает еще более важное место, чем в Норвегии.
За Тронхеймом «длинная страна» особенно резко сужается. Она лентой вытягивается вдоль побережья. Здесь с самолета иногда можно увидеть обе ее границы.
Мы с Марком возвращаемся в Осло. Оба полны впечатлений и еще не очень хорошо разобрались в них. Марк, однако, пытается выделить самое главное.
— Ты знаешь, один большой поэт сравнивал историю цивилизации и искусства с грандиозной фугой, многоголосным музыкальным произведением, — задумчиво говорит мой друг. — В ней слышны голоса всех народов. Но для красоты этой человеческой симфонии важно, чтобы каждый голос сохранял свой собственный тембр и звук. Так вот, мне кажется, что норвежский голос в этой фуге не затерялся. Он различим со времен викингов до наших дней.
…К мысу Нордкап
Дорогой предков
Во время первого путешествия наш маршрут так и не пересек Полярный круг. Север страны я увидел позднее.
За Тронхеймом вдоль побережья пролегает древняя морская дорога норвежцев. Ее знали еще несколько столетий назад. Как и прежде, она особенно оживает не в лучшую пору, не летом, когда полярное солнце светит особенно щедро, а на исходе зимы. Это дорога рыбаков к Лофотенским островам, возле которых норвежцы с незапамятных времен ловят рыбу.
Пассажиры
Это и есть Лофотены.
Никто не скажет, сколько отважных нашло могилу в здешних суровых, бурных водах. И все же каждый год к Лофотенам со всего атлантического побережья страны стягивается масса рыбацких судов.
Похода на север ждут, к нему долго и тщательно готовятся во всех прибрежных поселках. Тут своя жизнь, свои нравы и обычаи, свои предания и свои суеверия.
Осенней ненастной порой, когда уже все приготовлено для выхода на промысел, рыбаки предпочитают коротать время в хижинах. Если на море тихо, то в темный час отлива, по их поверьям, на скользком обнажившемся дне бродят утопленники, хватаясь бледными руками за водоросли. Нечего в такую пору шататься по берегу! Да и в «запечные» деньки разгула осеннего шторма лучше сидеть в тепле.
Но когда лунная зеленоватая полумгла висит над холодным декабрьским морем, когда ветер воет, словно ища жертву, и, не найдя ее, рвет пенные верхушки волн, — вот тогда-то, в эту злую пору рыбаки бесстрашно идут наперекор стихии: рыба не ждет погоды!
Рыбаки направляются на север, к Лофотенам, вдоль каменной стены берега, розовеющего на рассвете пятнами снегов, лавируют среди торчащих из зеленовато-фиолетового моря темных каменных островков — «детенышей». Хорошо еще, что норвежское побережье прикрыто от штормовых ударов океана цепочками островов, но все же рыбакам и тут здорово достается.
В ранние зимние сумерки лишь проблески далекого маяка да удивительное чутье шкиперов ведут суденышки среди вздымающихся темных водяных гор.
Короток ночной отдых. На рассвете — чашка горячего кофе, пресная лепешка или ломоть хлеба с маслом. Снова долгий день в мокрой одежде, на ледяном ветру. Серое море, мгла тумана, внезапные метели, морозные ночи, опасные шквалы, вырывающиеся из щелей фиордов…
Рыбаки приходят к полузатонувшему горному хребту с резко очерченными крутыми снежными вершинами. Некоторые находят, что высунувшаяся из моря гряда Лофотен похожа на челюсть акулы, усеянную острыми зубами. От материка ее отделяет широкий пролив Вест-фиорд. Рыбаки пересекают его.
Долгий путь окончен. Флотилии растекаются по узким заливам, пристают к баракам лофотенских рыбацких поселков. Когда соберутся все суда, кое-где можно, перешагивая с палубы на палубу, пройти с одного берега гавани на другой, не замочив подошвы сапог.
Лофотены!
Пока рыбаки отдыхают после дороги, нелишне будет узнать, почему они пользуются большим почетом в стране. Маленькая Норвегия ловит больше рыбы, чем другие приморские страны Европы. В удачливый год норвежские рыбаки вылавливают столько рыбы, что ее хватило бы на обед из двух рыбных блюд всему населению земного шара. Норвежскую сельдь и треску покупают многие народы, ее перевозят даже через океан, в Южную Америку.